Норман Ростен считает, что Мэрилин нравилось чувствовать себя женщиной и упиваться властью, обусловленной этим. «Она физически ощущала разницу в психологии мужчин и женщин, — полагает Ростен, — она никогда не порицала мужчину за то, что он первым, так сказать, обнажал оружие против женщины. Мы могли желать ее, мечтать об обладании ею, но никто не должен быть обиженным. Она могла завлекать и согревать, и одновременно смело сойтись один на один со всемогущим Голливудом, в котором заправляли мужчины, и выиграть битву».
Через несколько месяцев после их первой встречи, ближе к концу 1955 год а, Мэрилин попросила Ростена, чтобы тот взял ее на выставку работ Родена, открывшуюся в художественном музее «Метрополитен». «Две вещи привели ее в восторг, — говорит Ростен, — "Пигмалион и Галатея" и "Десница Бога"».
«Десница Бога», выполненная из белого мрамора, — это изгиб ладони, удерживающей мужчину и женщину, застывших в страстном объятии. «Они вместе и в то же время отдельно, — вспоминает поэт. — Волосы женщины струятся из камня. Мэрилин кругами ходила вокруг этого маленького мраморного чуда. Глаза у нее расширились, что стало заметно, когда она сняла темные очки».
* * *
В тот год жизни в Нью-Йорке, словно выйдя из забвения, Мэрилин стала говорить друзьям, что встретила свою любовь. Безусловно, она приблизилась к тому, чтобы исполнить свое давнее намерение: на крючке у нее оказался самый выдающийся драматург Америки. Теперь ей только останется вытащить рыбку на берег.
Глава 19
При жизни Мэрилин Монро Артур Миллер редко говорил о ней, но и через двадцать лет после ее кончины он все еще продолжал хранить молчание. Во время моей работы над этой книгой он любезно отвечал на мои письма, не забывая при этом добавлять: «Когда я захочу сказать что-то о Мэрилин, я сделаю это с помощью своей пишущей машинки».
И все-таки благодаря признаниям, сделанным им самим и Мэрилин в 1956 году, в дни, когда их роман был в самом расцвете, сегодня мы можем восстановить обстоятельства, которые привели к одному из самых громких браков тех лет.
Когда Мэрилин обосновалась в Нью-Йорке, возраст Миллера приближался к сорока годам. Ей в ту пору было двадцать девять. С женой Мэри, с которой драматург прожил пятнадцать лет, и двумя детьми-подростками он по-прежнему обитал в Бруклине, где провел детские годы.
У Миллера практически не было времени ни для посещения таких мест, где после вечерних спектаклей собирался театральный мир, ни для следования моде города Нью-Йорка. Когда нужда заставляла его покупать новый костюм, он радостно оповещал близких, что нашел его на распродаже. Он отдавал предпочтение прочным башмакам с толстыми кожаными подметками и любил говорить, что покупал по одной паре, получив деньги за написанную пьесу. Его любимой одеждой за городом была ветровка и штаны цвета хаки.
К 1955 году его желание как можно чаще бывать за городом превратилось в манию. После успеха, который принесла ему пьеса «Все мои сыновья», Миллер купил четыре акра дешевой земли в Коннектикуте. Целых шесть недель он упорно трудился, строя себе лачугу для работы, в которой он просидел еще шесть недель, сочиняя пьесу «Смерть коммивояжера», удостоенную премии Пулитцера.
С 1950 года, когда он познакомился в Голливуде с Мэрилин, Миллер написал еще три пьесы. В 1953 году, когда набирала силу развернутая сенатором Джозефом Маккарти кампания против вымышленного коммунизма, появилось «Тяжкое испытание» (The Crucible), в основу которого легла история расправы над ведьмами в Сейлеме, что было два с половиной столетия назад. В 1955 году увидела свет его пьеса «Вид с моста» об отце, предавшем ухаживавшего за его дочерью молодого человека, который нелегально иммигрировал в Америку. В тот год на Восток приехала Мэрилин.
Мэрилин появилась в Нью-Йорке в ту пору, когда жизненно необходимое напряжение уже ушло из личной жизни Миллера. Его брак подвергся суровым испытаниям. Жена, которая в первые годы их семейной жизни работала, чтобы он мог писать, которая родила ему детей и исправляла его рукописи, больше не устраивала его. Дело шло к разводу, как заметил он год спустя: «С Мэрилин или без нее».
