«Симона умоляла Мэрилин не встречаться с Монтаном, просила оставить его в покое, — вспоминает Ньюком. — Я чувствовала себя просто ужасно: ведь такая замечательная женщина, исключительный человек, умоляла Мэрилин».
Монтан в Нью-Йорк не приехал. В последнюю минуту он отменил поездку. Мэрилин, по словам Ньюком, была «опустошена».
В то Рождество, по свидетельству горничной Мэрилин Лены Пепитоне, актриса снова была на волоске от самоубийства. Пепитоне увидела, что хозяйка стоит у окна своей спальни, «держась за наружное лепное украшение». Когда горничная схватила ее за талию, Мэрилин закричала: «Лена, нет. Дай мне умереть. Я хочу умереть. Я заслужила смерть. Что я натворила со своей жизнью? Кто у меня есть? А ведь сейчас Рождество».
* * *
В то Рождество 1960 года спасителем стал Ди Маджо. Он всегда приходил на помощь и сейчас, узнав, что Мэрилин порвала с Артуром Миллером, поспешил навестить ее. Рассказывают, что у порога дома бывшей жены в то Рождественское утро он был с большим букетом.
По словам Пепитоне, с тех пор Ди Маджо регулярно появлялся в доме Мэрилин в обеденное время. Одетый в строгий деловой костюм, Ди Маджо приходил, никем не замеченный, так как пользовался служебным лифтом. Уходил он обычно рано утром, еще до прихода других посетителей.
В начале 1961 года состояние Мэрилин резко ухудшилось. Еще во время Рождественских праздников побеспокоила она своего адвоката, желая составить новое завещание. Из своего пристрастия к наркотикам она уже не делала секрета. Друзья видели, как по утрам Мэрилин принимала барбитураты, словно совершала некий ритуал. Она, чтобы ускорить действие лекарства, прокалывала капсулы булавкой.
Иногда, в особенно тяжелые минуты, Мэрилин обращалась за помощью к Страсбергам, ища в их доме утешения и покоя. Ей отдавали комнату сына Джона, а он ютился на диване в гостиной. Джон Страсберг рассказывает, что однажды ночью проснулся от того, что Мэрилин в ночной рубашке стояла рядом. Девятнадцатилетний Джон не знал, как поступить с женщиной, которой перевалило за тридцать и которая бормотала что-то об «одиночестве ... и потребности поговорить...»
Сестра Джона Сьюзен вспоминает, как Мэрилин, пьяная от принятых лекарств и спиртного, «стоя на четвереньках перед комнатой родителей, скреблась в дверь...»
20 января 1961 года в восемь часов вечера судья специально для Мэрилин Монро опять открыл свой кабинет. Это происходило в городе Хуаресе в Мексике. Причиной неурочного визита было расторжение брака Мэрилин Монро и Артура Миллера после четырех с половиной лет совместной жизни. Мэрилин в сопровождении Пэт Ньюком и мексиканского адвоката просила оформить развод, мотивируя его «несходством характеров». Адвокат, представлявший интересы Миллера, сказал, что желание расстаться у них обоюдное.
Одетая во все черное, Мэрилин подписала необходимые бумаги, не читая их, потом с трудом протиснулась через толпу свидетелей. Мэрилин, желая избежать широкой огласки, поехала в Мексику в день инаугурации президента Кеннеди. На другой день к обеду Мэрилин уже вернулась в Нью-Йорк.
Чувствуя себя после развода одинокой, Мэрилин снова сблизилась с Джимом Хаспилом, ставшим ее настоящим другом, но державшимся в стороне в годы замужества актрисы. Он был потрясен, когда Мэрилин подарила ему фотографию с надписью: «Одному-единственному Джимми, моему другу. С любовью Мэрилин». Словосочетание «единственному Джимми» было несколько раз подчеркнуто. Хаспил, который теперь был уже взрослым мужчиной, с горечью сознавал, что у Мэрилин нет настоящих друзей и она ясно понимает это.
В начале февраля в газетах начали появляться первые рецензии на «Неприкаянных». Большинство из них носило критический характер. В одном из обзоров о роли Мэрилин говорилось следующее: «В ней мы не видим ничего, кроме неврастенички, она почти не несет никакого смысла». Даже Хаспил, который всегда был искренен с Мэрилин, позвонил и сказал ей, что картина ему не понравилась.
На другой день случилось то, что предсказывал Джон Хьюстон, только произошло это раньше, чем он предполагал. Мэрилин Монро оказалась в психиатрической больнице.
