Любовь к животным и природе доходила у нее до абсурда, и психиатрам пришлось этим заниматься. Инее Мелсон, служившая импресарио Мэрилин в Калифорнии, однажды ночью была разбужена телефонным звонком из Коннектикута. На Восточном побережье было четыре часа утра. Звонила Мэрилин. Звонила, чтобы сказать, что Батч, ее попугай, испугался грозы.
Артур Миллер вскоре тоже ощутил, каково жить с человеком, так близко воспринимавшим смерть каждого живого существа. У него даже есть короткий рассказ «Никого не убивайте, пожалуйста» (Please Don't Kill Anything), написанный по следам истории, происшедшей однажды вечером, когда он и Мэрилин стали свидетелями того, как рыбаки возвращались с уловом. Бросившаяся к ним Мэрилин принялась выбирать еще живых рыбешек и отпускать их в воду, беспокоясь о их дальнейшей судьбе.
«Она подняла глаза, — писал он, — похожая с этим откровенным вопросом на ее лице на маленькую девочку, несмотря на то, что улыбалась как взрослая женщина, и сказала: "Но некоторые из них, возможно, теперь доживут до старости ... и увидят, как подрастут их детки!"»
В Нью-Йорке, направляясь в небольшой парк на Восточной 58-й улице, она наткнулась на мальчишек, ловивших в силки голубей. Когда те объяснили ей, что на рынке за каждую пойманную птицу они получат по пятьдесят центов, она заплатила мальчикам, чтобы они отпустили свою добычу. После этого Мэрилин каждую неделю на протяжении долгого времени приходила в парк и платила выкуп за голубей.
А вот еще один поистине трогательный случай из ее жизни. Однажды, приехав домой в Роксбери, Мэрилин заметила, что, пока она отсутствовала, траву, окаймлявшую границы участка, скосили. Настурции, в изобилии росшие среди травы, лежали теперь мертвыми оранжево-желтыми ворохами. Мэрилин, «плача, словно она была ранена», заставила Миллера остановить машину. Она бросилась к цветам и стала собирать их, лихорадочно втыкая в землю срезанные стебли, надеясь, что они еще могут прижиться.
Артур Миллер с беспокойством наблюдал и слушал. В рассказе «Никого не убивайте, пожалуйста» он написал, что «в то время как половина его души преклонялась перед ее страстной нежностью ко всему живому, вторая половина осознавала, что ей следует понять, что ее жизнь не кончается со смертью мошек, пауков и всяких пташек».
В Амагансете как-то вечером Миллер стал свидетелем того, как его супруга, прерывисто дыша, тяжело опустилась на стул. Он пересчитал ее снотворные пилюли, вернее, то, что от них осталось, и понял, что жена из-за передозировки впала в кому. Жизнь ее в тот раз была спасена только благодаря слаженным действиям местной бригады врачей «скорой помощи», немедленно прибывшей на вызов.
Однажды в три часа ночи в Нью-Йорке телефонный звонок поднял с постелей Нормана и Хедду Ростенов. Их срочно просили приехать на квартиру на Восточной 58-й улице. Снова Мэрилин злоупотребила снотворным, и ей пришлось промывать желудок. Она тихо плакала в кровати. Чувствовалось близкое дыхание смерти; пальцы ее еще оставались синими. В полутьме Ростен, склонившись над ней, спросила: «Как ты, дорогая?»
«Жива. Не повезло, — прозвучал невнятный ответ. — Как все они жестоки, эти ублюдки. О Господи...»
На приеме в Бруклин-Хайтс в 1958 году Норман заметил Мэрилин, сидевшую на подоконнике с бокалом в руке. Она выглядела мрачной, «пребывала в своих грезах, погруженная в мысли, в которых ничего приятного не могло быть». Ростен подошел к ней: «Эй, очнись».
Мэрилин заговорила о своих бессонных ночах, а потом, указав на окно, произнесла: «Отсюда вниз — короткая дорога. Кто заметит, если меня не станет?»
«Я, — сказал Ростен, — и все люди в этой комнате, кто обратит внимание. Они услышат грохот».
Мэрилин рассмеялась.
В шутку или всерьез, но Ростен заставил Мэрилин заключить с ним договор. Если кому-то из них захочется покончить с собой, он или она позвонит другому, чтобы сказать об этом. Тогда Ростен подумал, что такой день наступит и Мэрилин позвонит ему. До сих пор у него хранятся строки ее стихотворения, написанного в 1958 году. Вот они:
Помоги. Помоги.
Помоги. Я чувствую, что жизнь подходит ближе,
