Головня открыл плетеную калитку, впустил внутрь лошадей, привязал их мордами вверх к обитому медью высокому шесту с кольцами. Затем вместе со Сполохом расседлал животных, отер их от инея, прочистил им ноздри. Сложил седла возле изгороди и зашагал к оленьему загону.
Загон — обширная площадка, окруженная высокой, до плеча, стеной из навоза и глины, — был полон родичей. Окружив стоявший в середине железный кол, возле которого лежал Большой-И-Старый, они негромко переговаривались, выспрашивали у загонщиков про мертвое место и колдуна. В толпе то и дело раздавались ахи, слышались заклинания против Ледовых прихвостней. Люди волновались, гадали, с какой стороны зверь обойдет колышек, когда встанет: справа или слева. Если справа — быть беде, если слева — быть благу. Ставили на кон песцовые шапки и ходуны из оленьей кожи, подбитые мехом.
Большой-И-Старый лежал на правом боку, косил черным глазом, фыркал. Шея его была перетянута кожаной петлей с цепью, которая тянулась к железному колу. Несколько раз он пытался подняться, но всякий раз падал, не в силах размять затекшие от долгой неподвижности ноги.
Головня протиснулся вперед, обежал глазами собравшихся. В толпе не было ни Светозара, ни Огонька, ни матери его Ярки — видать, ушли к Отцу Огневику советоваться, как бы еще нагадить вождю. Зато здесь была Огнеглазка, дочка Светозара. А рядом с ней — Искра, отрасль рыбака Сияна. Подружки стояли почти напротив Головни, не замечая его — обе завороженно следили за оленем. Искра все-таки перехватила взгляд родича, подняла на него глаза и улыбнулась. Загонщик пробрался к ней, шепнул:
— Ты жди. Приду к тебе сегодня.
Она чуть заметно кивнула, делая вид, что продолжает наблюдать за оленем.
— Ну давай.
— Ей-богу приду! — пообещал Головня.
Огнеглазка вдруг заверещала:
— Встает, встает! Искорка, гляди!
Большой-И-Старый действительно сумел утвердиться на дрожащих ногах и теперь громко сопел, покачивая рогами, будто довольный своим достижением. Родичи подались назад, перешептываясь:
— Попотеть придется… Сильный зверь.
— Рога бы отрезать… Насадит еще…
— Жилистый. Выносливый.
— Собак не пускать. Разорвут в клочья…
— Три пятка дней его кормить, пока дозреет…
Большой-И-Старый постоял немного, прядая ушами, пофыркал, хрустя копытами по снегу, и вдруг рванулся прочь, едва не сшибив Сполоха. Цепь, загремев, натянулась, как потяг, дернула его обратно, и олень, взревев, рухнул на снег. Люди выдохнули в едином порыве.
Олень бился как рыба в сетях, мотал головой, пытаясь сбросить ошейник, скреб копытом по обнажившейся мерзлой земле, но цепь держала крепко. По толпе прокатился смешок: ишь как его корчит, Ледовое отродье — хочет Огненных чад без мяса оставить, бесова душа. Не по нраву ему, стало быть, что Огонь снова торжествует. Злобится рогатый. Ничего, скоро присмиреет…
Головня постоял немного, наблюдая за тщетными потугами зверя, и, легонько похлопав Искру по спине, направился в мужское жилище. Надо было отоспаться после трудного пути. Он сделал свое дело и теперь имел право на отдых. Пусть Отец Огневик пугает всех скверной, пусть ярится на вождя, стращая его карами Огненными — Большой-И-Старый уже здесь, и этого не изменить, как бы ни злился старик.
Мужское жилище находилось на самой опушке, нарочно вынесенное на отшиб, чтобы парни по ночам не бегали к девкам. Предосторожность напрасная — бегали все равно, а бывало, что и девки к парням заглядывали, смеясь над строгостью Отца. Жилище было без углов, продолговатое, выстроенное из сосновых бревен и брусьев, со всех сторон обложенное дерном.
Внутри было темно и вонюче. На истертых прокисших шкурах валялись обглоданные кости, разбитые черепки, под ногами хрустел песок и высохшая рыбья чешуя. В полумраке терялись два очага с деревянными шестками, набитыми глиной. Слева, возле входа, угадывались очертания больших и малых котлов. Вдоль стен шли нары, тоже прикрытые шкурами. В жилище было морозно, Головня пробрался ощупью к нарам и брякнулся на них, не снимая ходунков. Но едва закрыл глаза, услышал вкрадчивый голос:
— Слышь Головня, а ты там в мертвом месте-то ничего не находил? А то махнемся не глядя, а? У меня две железячки есть — почти не ржавые! — и кривая штуковина. Гибкая как ветка. Я пробовал. Меняемся?
