Плита послушалась не сразу — сперва ворчливо проскрипела что-то, будто жалуясь на то, что ее беспокоят, и девчонке пришлось даже прикрикнуть. Только после этого плита соизволила подняться.
Конан и его спасители вступили внутрь. За их спинами тотчас раздался тяжкий удар — плита встала на место.
Они оказались в небольшом, тесном помещении без окон. Освещалось оно двумя плавающими в воздухе голубыми огнями — любопытные огоньки тотчас ринулись к варвару — разглядеть поближе, и девчонке-колдунье пришлось отгонять их.
Конан огляделся. В глубине он заметил черный провал еще одного тоннеля, уводившего еще дальше; а вдоль стен тянулись заваленные тряпьем лежанки, служившие также и лавками. В середине стоял колченогий стол — на нем теснились грубые глиняные плошки с какой-то снедью.
— Садись, приговоренный, — услыхал Конан голос женщины.
— Почему это я приговоренный? — удивился варвар, садясь на жалобно скрипнувший под его тяжестью лежак.
— Потому что если бы не мы, Марагар уже вырезал бы их тебя печень, — наставительно заметила женщина. — Он заколдовал тебя, верховный жрец Спящего — и ты, как бык на бойне, пошел бы под жертвенный нож, чтобы ублажить Дремлющего Бога…
Конан дернул щекой — варвар не любил, когда ему напоминали, что он кому-то чем-то обязан — потому что, как показывал опыт северянина, за спасением непременно следует требование сослужить какую-то службу…
— Садишь, ешь и пей. Негусто, но лучше, чем ничего. Это поддержит твои силы — а их тебе понадобится много. И притом очень скоро.
Конан скривился. Его ожидания оправдывались. Тем не менее поставленное перед ним варево пахло весьма аппетитно и он, недолго думая, в один миг очистил миску.
— А теперь вот это… — услыхал он тоненький голосок. Девочка — колдунья, исподлобья глядя на Конана. Руки девочки протягивали киммерийцу зеленый венок — белые и золотистые венчики цветов были еще совсем свежими.
— Зачем? — удивился северянин.
— Так надо. Я согнала колдовство Марагара, но ненадолго. Чтобы его совсем убрать, тебе нужно носить это, — и она уже настойчивее протянула венок варвару.
— Гм… — вырвалось у Конана. Ему совершенно не улыбалось принимать что бы то ни было из рук чародейки, пусть даже и малолетней, тем более — надевать взятое у нее себе на голову.
Однако долго раздумывать ему не пришлось. Кончики пальцев внезапно вновь начали неметь. Накатывалась ледяная волна неподвижности.
— Чувствуешь? Мое колдовство теряет силу, — вновь заговорила девчонка. — Торопись!
Деваться было некуда. Скрипя сердце, Конан взял венок — и онемение тотчас начало отступать.
— Не на голову — на шею, — поправила киммерийца девчонка.
— На ше-е-ю? — неприятно поразился Конан.
— На шею, — кивнула молодая колдунья. — Иначе не подействует.
Взгляды всех собравшихся показались Конану несколько двусмысленными — однако делать было нечего, деваться некуда, и, скрипя сердце, киммериец надел венок на шею. Чувство было такое, что он своими руками затягивает удавку на собственном горле.
— Ну, надел, — буркнул он, закончив. — И что теперь? Я ведь вам что-то должен, я так понимаю?
— Правильно понимаешь, — кивнула женщина. Девочка, точно зверек, притаилась у нее за плечом.
— Я так и знал, что вы спасли меня не просто так…
— Конечно! Зря я положила двух своих людей, прежде чем мы справились со стражниками Марагара? Тебе придется сослужить нам службу… Хочешь ты этого или нет…
— Хочу ли я этого или нет? — разом ощетинился киммериец. — Красавица заруби у себя на носу — я делаю только то, что хочу?! Или то, за что мне очень щедро платят! Понятно?!
— А твоя жизнь — это как, сойдет за щедрую плату? — холодно осведомилась собеседница Конана.
— Моя жизнь и так принадлежит мне! — отрезал северянин.
— А вот и нет! — Женщина рубанула по воздуху. — Мне! Понятно, варвар? Мне! Ты можешь умереть в любой миг, стоит мне только пожелать этого?
Конану не раз приходилось слыхать подобную похвальбу. И далеко не всегда за громкими словами стояла реальная сила. Порой маги блефовали точно так же, как и простые смертные.
Однако на сей раз оказалось, что это не блеф. Женщина дала знак девчонке-колдунье, та пошептала что-то — и Конан почувствовал, как из венка мгновенно высунулись острые шипы, оцарапавшие кожу на горле варвара.