Окаменев, Конан ждал. Ему оставалось только одно: ждать и смотреть. Он вглядывался в неприятные, резкие очертания лица верховного жреца, в тонкие линии бескровных губ, узких вытянутых глаз, еле заметных бровей, выгнувшихся двумя длинными дугами — и читал в этом лице, помимо фанатизма, еще и жуткую, дикую, несдерживаемую жестокость. Для этого человека прикончить несколько десятков, сотен или даже тысяч ни в чем не повинных только для того, чтобы "возвеселить Спящего", было парой пустяков. Люди, похоже, для жреца вообще не существовали.
Одеяние служителя Спящего при ближайшем рассмотрении казалось более впору дикому горному пастуху, чем жрецу уважаемого культа. Сшитая из обрывков меховых шкур, вся лоснящаяся и вытертая, с нелепыми кусками разноцветного стекла, нашитыми то тут, то там… Чем больше Конан смотрел на одеяние жреца, тем крепче утверждался в мысли — перед ним не только фанатик, но и безумец.
На зов жреца — которого здесь все именовали «мастер» — сбежалось немало народа. Конан не мог повернуть головы, и потому не видел всех; но и тех, что предстали перед его взорами, было достаточно. Все в каких-то неописуемых меховых лохмотьях, вооруженные сучковатыми дубинами — лишь у единиц Конан заметил настоящие мечи. В глазах у всех — мрачное пламя; на киммерийца здесь смотрели, наверное, еще более плотоядно, чем упыриха в ущелье.
— Это мясо само пришло к нам, в день, когда мы воздаем почести Спящему, — торжественно провозгласил жрец. — Его послали нам те, кто охраняет Священный Сон! Из этого мяса мы приготовим пиршественную трапезу… Здесь хватит на всех.
Собрание разразилось одобрительным ворчанием.
— Пусть нечестивец, пытавшийся украсть наши богатства, останется пока здесь! — распорядился жрец. — Пусть он проникнется ужасом уготованного ему! А мы все отправимся совершать благодарственное служение — ибо время начала Обряда приближается.
Киммериец остался один. Впрочем, не совсем — в воздухе перед его глазами плавало призрачное лицо верховного жреца. Губы презрительно искривлены, узкие хищные глаза горят жадным ожиданием…
Варвар не мог даже сплюнуть — не то что выругаться вслух, чтобы хотя бы этим облегчить душу.
Потянулось томительное время. Конан не знал, оставил ли жрец охрану — хотя к чему, если заколдованный пленник и так не может пошевелить ни рукой, ни ногой?
За спиной киммерийца, у входа, что-то внезапно лязгнуло. Внутренне Конан весь передернулся — это звенели столкнувшиеся в схватке мечи!
Призрачный лик жреца внезапно весь перекосился. Глаза поехали куда-то вниз, рот растянулся до ушей, из-под губ полезли полупрозрачные клыки — но было уже поздно. Откуда-то из-за спины северянина вылетело небольшое беловатое облачко, чем-то напоминавшее распяленную медузу. Пушистые отростки вцепились в жутко изменившийся лик — и по щекам его потекли струи крови. Судорожно дернувшись, лицо исчезло.
В тот же миг Конан ощутил, что сковывавшее его оцепенение тоже улетучилось без следа.
— Скорее, скорее, за нами! — окликнул его сильный, чуть низковатый женский голос. Северянин стремительно обернулся.
У выхода стояли трое — женщина в короткой куртке мечника, свободных кожаных штанах и с кривой саблей в правой руке, (по клинку все еще стекала кровь) и двое совсем молодых парней, почти мальчишек, не старше пятнадцати лет — они сжимали луки. Четвертой была совсем маленькая девочка — ей от силы минуло десять-одиннадцать зим.
— Быстрее! быстрее, пока они не вернулись! — скомандовала женщина. Конан успел разглядеть большие черные глаза под нависшими изогнутыми бровями — такими же, как и у верховного жреца.
Когда тебя спасают, вопросов задавать не следует. Стряхнув последние остатки оцепенения, северянин ринулся за женщиной.
Они промчались мимо громоздящихся руин, и женщина внезапно нырнула в совершенно неприметный, полузаросший травою ход. Он начинался словно обычная канава, однако уже через несколько шагов его перекрывали каменные плиты. Еще одна плита, поставленная вертикально, оказалась магической дверью.
— Быстрее! — обратилась женщина к девочке. Та, испуганно косясь на великана-киммерийца, поспешив что-то забормотала, водя грязными ладошками по шершавой поверхности камня.