Маг кривился, шипел, плевался и дергался, словно у него рвали гнилой зуб. Очевидно, та малолетняя колдунья оказалась далеко не неумехой, и снять надетый ею смертельный венок оказалось не так просто. Пользуясь тем, что волшебник совершенно перестал обращать на него внимание, Конан шаг за шагом начал подкрадываться к нему, оставаясь внешне совершенно спокойным, словно стать богом из чаши было его заветнейшей мечтой.
Венок на шее северянина тоже не остался безучастным к происходящему. Сперва он стал ледяным, потом — почти нестерпимо горячим. Потом раздался легкий треск, и Конан понял, что Торгующий Богами все-таки начал одолевать. Рушилась последняя преграда, отделявшая варвара от заключения в серебряной чаше.
Конан вновь прыгнул. На сей раз это был прыжок отчаяния, прыжок загнанного волка на копья и стрелы охотников, когда благородный зверь ищет лишь одного — быстрой смерти. В отличие от волка, Конан хотел жить — однако был готов и к тому, что этот его бой окажется последним.
Волшебник встретил киммерийца страшным встречным ударом, словно опытный кулачный боец. Суховатый кулачок врезался в прикрытый броней упругих мускулов живот варвара, отшвырнув того шагов на пять. Клинок же Конана, нацеленный в голову врага, оставил лишь длинную кровавую царапину на плече колдуна.
— Ох-х! — вырвалось у чародея. — Меч!.. твой меч!.. — Лицо его исказилось. — Ожил, проклятый!..
Нечего и говорить, насколько воспрял духом Конан после таких слов. И, хотя удар волшебника потряс варвара так, как не потрясали самые сильные удары, когда-либо полученные им за всю жизнь — он вновь поднял меч и замахнулся, готовясь к новому броску. Однако на сей раз волшебник опередил его.
Руки чародея внезапно удлинились, и кулак его вновь ударил киммерийца в грудь. Перед глазами варвара взорвался ослепительный сноп искр — и, теряя сознание, Конан распростерся на полу. В один миг чародей оказался возле поверженного, сорвал с него тот самый мешавший ему венок и, сопя от натуги, потащил тело к очагу.
Роковая чаша стояла рядом. Сквозь боль Конан чувствовал, как умелые, жесткие руки чародея начинают уминать его тело, точно пекарь — тесто; казалось, еще миг — и он, Конан, окажется внутри.
Мертвящая хватка ослабла внезапно. Боль отступила, и Конан, подняв глаза, понял причину остановки — стены в дальнем конце зала рушились, а в пролом, расшвыривая беспорядочно мечущихся бронзовых зверей, медленно и торжественно вплыло черное облако, заключавшее в себе злобный дух мертвого жреца Марагара.
— Он мой! — По залу поплыло мерзкое, еле слышное шипение, все пропитанное ядовитой злобой. — Он мой, и я должен отомстить за себя!
— Нет, он мой! — выкрикнул в ответ карлик. — Марагар, что стало с тем богом, что я тебе продал?
— Твой бог оказался барахлом. Он, — темное дымное щупальце указало на Конана, — он убил его. А потом сумел коварно и подло убить мое тело. Но дух мой жив, и я пришел сюда за справедливо принадлежащей мне добычей!
— Как бы не так! — рявкнул Торгующий, и Конан невольно поразился мощи заключенного в столь жалком теле голоса. — Уходи отсюда, добыча демонов! Ты проиграл, а я выиграл. Кан-Демур теперь мой! Я пошлю туда своего нового бога, и все склонятся перед ним!
Облако-Марагар не ответил. С невесть откуда взявшейся прытью он рванулся вперед, словно чудовищный спрут, выбрасывая вперед струи дыма, служившие ему щупальцами. Первый его удар смял защиту чародея, отшвырнул того от лежащего Конана. Воспользовавшись этим, северянин вскочил на ноги.
О нем, похоже, все тотчас забыли, Перекатившись через голову, карлик тоже вмиг оказался стоящим. Лицо его дико перекосилось, глаза метали молнии. Сжав кулачки, он походил на ободранного бойцового петуха, — но на очень опасного петуха, досконально знающего все тонкости боя.
Голубой огонь заметался между сжатыми кулаками волшебника. Прежде, чем туча-Марагар успел нанести новый удар, сгусток сияющего пламени грянул прямо между глаз демона. Тот взвыл, в середине его лба мгновенно образовалась глубокая воронка, расширявшаяся с каждой секундой. Щупальца забились, точно в агонии — однако до агонии этому существу было еще очень далеко. Дымные струи потянулись вдоль дальних стен, вдоль потолка, со всех сторон устремляясь к сжавшемуся возле очага волшебнику.
