Сон был странный, словно открылась какая-то потаённа дверь, ведущая в сказку. Женька сначала увидел свою маму, которая мягким пухом-ладошкой прикоснулась к его голове, погладила, улыбнулась, поцеловала и указала на восходящее солнце, подтолкнув к нему навстречу, иди, мол, туда и сам всё увидишь.
Во сне всё легко и Женька, как птица побежал-полетел к тёплым лучам, а затем встал как вкопанный. Перед ним стояла высокая девушка с мечом в руке. Длинная, почти до земли, коса золотистого цвета была толстой, и Женька даже представил, какая она тяжёлая.
Девушка приветливо улыбнулась. Изумрудно-зелёные глаза испускали тепло и ласку, но в них неожиданно появился холод и решительность, когда на солнце наползла туча, подул резкий ледяной ветер. Когда же от кустов двинулась чёрная угрожающая тень - прекрасная воительница заслонила собой Женьку, и меч запел свою боевую песню, рассекая и уничтожая чёрную опасность...
На часах было что-то около пяти, и лучи восходящего солнца заливали ярким светом всю комнату, разгоняя чувство опасности, навеянное странным сном.
Женька пробежал к спальне Ильи и встал в дверях, разглядывая отца, спокойно спящего, хотя шаловливый луч пытался щекотать ему глаза.
Задёрнув шторы, чтоб наступил полумрак, Женька присел в кресло. Разглядывая отца, он видел дорогие, родные черты. Представив, как в последнее время Илья выматывается на работе и, посмотрев на будильник, заведённый на шесть тридцать, Женька выключил его, после чего задумался: "Что это было? Когда я вскочил, как ошпаренный, я ещё чувствовал даже поцелуй мамы! И опасность была. А кто эта красивая девушка в средневековых доспехах? Она что-то крикнула про папу. Кажется: "Береги его!". Отчего беречь? Наверно я начитался Марию Семёнову. Но вроде в её "Волкодаве" не было девушек-воительниц. Значит, насмотрелся видиков и снится после этого чёрте что. Никому ничего не скажу, а то засмеют. Тоже мне, нашёлся новый Мишель Нострадамус, только спящий".
С этими мыслями Женька незаметно для себя уснул в кресле, возле кровати отца.
В шесть тридцать Илья беспокойно заворочался, даже напрягся, ожидая резкого звонка будильника. Но, не услышав такового, видимо проснулся от удивления. Рядом в кресле тихо посапывал Женька, свернувшись "калачиком" от холода, но, услышав, или даже кожей ощутив, шевеление, проснулся, недовольно посмотрел на будильник, потом на Илью.
- Ты что меня так разглядываешь? Сына своего не видел?
- Не думал, что ты как лунатик по ночам будильники отключаешь. Приснилось что?
- Это не важно, побежали на зарядку.
Женька находился в садике, прощался с друзьями, готовился к поездке в деревню, а Илья с Колей расставляли новую мебель и перевозили вещи из общежития.
Где-то к обеду Илья отвесил лёгкий подзатыльник Николаю:
- Если ты не скажешь, что тебя волнует целый день - надеру уши.
- Неужели так заметно?
- Конечно, слепой бы не заметил работу твоей мысли в голове. Ты уже несколько раз на одном столе пыль протираешь, скоро там дыра будет. Я же знаю, что если у тебя просыпается жажда истребления пыли, то ты усиленно о чём-то думаешь и не решаешься сказать об этом вслух.
- Я, кажется, влюбился.
- Но это же здорово! В кого?
- В Настю, естественно! В кого же ещё?
- А как же Светлана?
- Замечательная девчушка, мы с ней вчера тоже общий язык нашли. Остаётся только одна проблема, ты не знаешь, Настя замужем?
- Тут два варианта. Первый - замужем.
- Если супружеская жизнь у них с мужем овеяна любовью и пониманием, то я тихо и скромно исчезаю с Настиного горизонта. Если же у неё муж какое-нибудь дерьмо (я заметил, что у неё очень грустный взгляд), то с горизонта исчезнет он, причём со следами моих пинков на месте, где спина теряет своё благородное название.
- Вариант второй. Она не замужем.
- Тогда если я Насте и Свете не противен, а по вчерашнему вечеру смею предположить, что очень даже непротивен, то предложу своё пламенное сердце и руку. Светлану удочерю и никаких гвоздей.
- Одобряю твой выбор и всеми руками голосую только "ЗА".
