Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи - страница 218
Слима не могла обрадовать подобная характеристика, и он доказал, что будет смеяться последним. В сентябре 2008 года он за 127 миллионов долларов приобрел 6,4 % акций газеты — небольшие деньги за то, чтобы укрепить свою репутацию и получить определенную власть над «Серой леди»[941]. В 2011 году он увеличил свою долю в газете.
Слим был богатейшим человеком в мире в течение нескольких лет (хотя недавно Билл Гейтс вернул себе первенство). Во многих отношениях он соответствует стереотипным представлениям об очень богатом человеке, которому уже нет нужды прилагать особенные усилия. Слим живет в большом, но не очень роскошном доме в Мехико и предпочитает телепрограммы о спорте (он фанат бейсбола) светской болтовне или показному потреблению. Как и его соперники, он все больше интересуется благотворительностью. Его фонды поддерживают проекты по борьбе с бедностью и восстановлению городов, раздают компьютеры, очки и велосипеды школьникам. Ему принадлежит ряд местных футбольных команд. А самым впечатляющим его вкладом, вероятно, стал Музей Сумайя — арт-галерея в Мехико, где размещена крупнейшая коллекция скульптур Родена за пределами Франции, а также работы Леонардо да Винчи, Пикассо, Ренуара и самое большое собрание картин Дали в Латинской Америке. Слим выделяется не тем, как он заработал свои деньги (Карнеги и Гейтсу, в числе прочих, приходилось отбиваться от обвинений в монополизме) или как он их тратит (тут стандартный набор), но тем, как он живет. Он живет не в Соединенных Штатах, по-прежнему намного опережающих другие страны по количеству миллиардеров; он не попадает в категорию шейхов Залива, российских или китайских олигархов, вундеркиндов Кремниевой долины, банкиров с Уолл-стрит или из лондонского Сити. Он происходит не из развитого мира, а из нового поколения государств, где быстро сколачивают состояния. Экономист Джим О’Нил из Goldman Sachs, придумавший термин «БРИК», теперь любит говорить о «МИНТ» — Мексике, Индонезии, Нигерии и Турции.
Так что следите за новой волной сверхбогатых из этих и других стран. Для крошечной группы богачей найдется достаточно денег в ЮАР, Гане и Анголе, в Чили и Колумбии, не говоря уже о бурно расцветающих азиатских экономиках, от Таиланда до Филиппин и Вьетнама. Сингапурский экономист и дипломат Кишор Махбубани давно доказывает, что дипломатические и политические институты не учитывают растущее благосостояние Азии и других развивающихся регионов. По его утверждению, подобные страны с их коллективизмом и сильной ролью государства многому научились на ошибках англосаксонской модели. «Первой ошибкой было считать капитализм идеологическим благом, а не прагматическим инструментом улучшения человеческого благосостояния», — писал Махбубани[942].
Даже если все так, не похоже, чтобы богатейшие люди, скажем, Китая, России или Индии прислушались к этому тезису. Напротив, идет игра в догонялки, и ощущение, что мир им чем-то обязан, просто переходит от одной группы людей к другой. Нет и свидетельств того, что новые центры богатства используют его в более просвещенном ключе. В 1950-х экономист Саймон Кузнец выдвинул теорию о том, что индустриализация изначально вела к усилению неравенства в обществе, но это неравенство начинало уменьшаться, когда доход на душу населения превышал определенный порог. Поэтому положительные изменения, случившиеся в Америке во время «Нового курса» и в Европе после конца Второй мировой войны, по этой логике, неизбежно произойдут и в Китае, Индии, России. Однако чтобы это случилось, требуется согласованное вмешательство политиков, на которое, как показала практика, они не способны или не готовы. Некоторые экономисты и политологи стали предполагать, что прилив поднимает не все лодки. Наоборот, для современного рыночного капитализма укоренившееся и растущее неравенство стало источником жизненной силы. Французский экономист Томас Пикетти называет лишь два возможных ограничителя этой естественной и неизбежной тенденции — рост населения и государственное вмешательство. Проблема в том, что правительства прекрасно встроены в систему, и даже если бы они продемонстрировали намерение действовать, то оказались бы неспособны справиться с причинами дисбалансов вроде неограниченного движения капитала или наличия налоговых гаваней. Согласованные действия — лишь иллюзия, а перспективы перемен в связи с этим минимальны.