Ледяная стужа позорного поражения свирепствовала в салоне самолета; стояла гробовая тишина, нарушаемая время от времени стонами получивших травмы игроков — таких оказалось немало. Посередине самолета сидели тренер с владельцем клуба, и от них отталкивались айсберги пессимизма, неумолимо плывшие дальше по всему проходу. Погода ужасная, самолет, то и дело проваливаясь в воздушные ямы и лишая пассажиров привычного комфорта, пробивался, натужно гудя, сквозь густую, словно похлебка, мглу черного громадного облака. Хьюго сидел рядом с Джонни Сматерсом, — тот ревел, как лось-самец, хотя по диагнозу, поставленному врачом, у него всего лишь небольшой ушиб ребер и теряя терпение ждал, когда кончится этот полет, эта болтанка, чтоб не чувствовать больше печальной атмосферы Ватерлоо и вернуться в свой недавно покинутый мир частной жизни. В следующее воскресенье они не играют, и он ужасно благодарен за это игровому календарю. Сезон провели конечно, весьма достойно, но все же усталость и напряжение нарастали. Может позволить себе отдохнуть хоть недельку.
И вдруг произошло такое, что сразу заставило его забыть о футболе. В левом ухе раздался треск, наподобие атмосферных разрядов. Потом незнакомый мужской голос сказал: «Высокочастотный приемник номер один вышел из строя». Сразу за этим послышался голос другого человека: «Высокочастотный приемник номер два вышел из строя. Мы потеряли радиосвязь с землей». Хьюго оглянулся по сторонам, уверенный, что и все остальные прекрасно слышали — ведь эти фразы явно прозвучали по радиосистеме оповещения пассажиров. Но6 к его удивлению, все вокруг занимались тем, чем и прежде, — вполголоса разговаривали, что-то читали, дремали. Даже Хьюго узнал голос командира: «Ничего себе сообщение, черт бы его побрал! Сорок тысяч футов этой похлебки от нас до самого Ньюфаундленда!»
Хьюго выглянул в окошко: за бортом густая темень, больше ничего; красная лампочка на краю крыла на какое-то мгновение показалась каплей размытой крови, подмигивает ему несколько раз гаснет в темноте. Он задернул шторку, застегнул привязной ремень.
«Ну, ребята, совсем весело, — радовался в ухе Хьюго голос командира, — у меня для вас радостная весть: мы потеряли ориентировку и сбились с курса. Кто увидит внизу территорию Соединенных Штатов — пусть зайдет, похлопает меня по плечу!»
Но, как ни странно, ничего особенного в салоне не происходило. Дверь пилотской кабины отворилась, вышла стюардесса. На губах у нее блуждала какая-то странная, сместившаяся в сторону улыбка. Не меняя выражения лица, с той же улыбкой она прошла в самый хвост самолета и села в кресло. Убедившись, что ее никто не видит, быстро защелкнула вокруг талии привязной ремень.
Самолет все взбрыкивал, и пассажиры стали поглядывать на часы: приземлиться должны еще минут десять назад, но самолет все летит не снижаясь. Вдруг по радиосистеме оповещения послышался предупредительный треск и вслед за тем ровный голос командира:
— Леди и джентльмены, говорит командир корабля. Боюсь, мы немного опаздываем. идем со встречным ветром. Надеюсь, вы уже пристегнули ремни. Благодарю вас.
По всему салону раздавался этот металлический треск — последний звук, который услыхал Хьюго; потом опять впал в долгое забытье. Очнулся от острой боли в ухе, — слава Богу, в правом. Самолет шел на посадку. Хьюго, отдернув шторку, выглянул в окошко: под облаками, на высоте футов четырехсот, внизу мелькают огоньки. Посмотрел на часы: опаздывают почти на три часа.
— «Постарайся приземлиться поточнее. — Этот мужской голос, он уверен, донесся до него из пилотской кабины. — У нес не осталось горючего, не потянем лишнюю тысячу ярдов».
Хьюго попытался откашляться, прочистить горло — сухой комок дерет глотку. Все уже собрали вещи и спокойно ждали выхода на бетонное поле — и невдомек, как им всем повезло, горько размышлял Хьюго, глядя в окошко и страстно желая поскорее очутиться на земле.
Самолет плавно сел и докатился до стоянки. По радио послышался знакомый голос капитана:
— Надеюсь, полет вам понравился, дорогие пассажиры. Прошу извинить нас за опоздание. Надеюсь на скорую встречу.
