Хьюго сел.
— Я вынужден оштрафовать тебя на двести пятьдесят долларов, Плейс.
— Слушаюсь, сэр.
Наконец тренер резко повернулся к нему лицом и расстегнул воротничок.
— Плейс, послушай, что, черт тебя подери, с тобой происходит?
— Не понимаю, о чем вы, сэр.
— Чем ты занимаешься, когда остаешься в одном доме до утра, и так каждую ночь? Не скажешь?
Слово «оставаться» далеко не в полной мере отражало то, чем занимался там Хьюго, но он решил не возражать — пусть тренер сам подыскивает верные слова.
— Неужели ты до сих пор не понял, что за тобой установлена слежка, — ты, болван?! — заревел тренер.
Эта черная машина на пустынной улице! Хьюго опустил голову — он был сильно разочарован в Сибилле. Как она посмела быть такой подозрительной? И откуда у нее деньги на оплату частных детективов?
Большие руки тренера нервно дергались на крышке стола.
— Ты что, сексуальный маньяк?
— Нет, сэр.
— Заткнись! — заорал тренер.
— Как угодно, сэр!
— Только не подумай, что это я организовал за тобой хвост, — дело куда хуже. Хвост за тобой установлен по требованию спортивного комиссара.
Хьюго с облегчением вздохнул: значит, не Сибилла. Слава Богу! И он поспел так думать о ней!
— Я выкладываю свои карты на стол, Плейс! — заявил тренер. — Контора спортивного комиссара давно проявляет к тебе повышенный интерес. Их работа — следить за чистотой наших рядов. В этом я целиком на их стороне и хочу, чтобы у тебя не было на сей счет никаких заблуждений. В моем клубе есть только одно, чего я на дух не выношу, — игрок с подмоченной репутацией. Хьюго прекрасно знал, что тренер не выносит около сотни других вещей, о чем время от времени и напоминает игрокам, но счел, что сейчас неподходящий момент, чтобы освежить его память.
— Послушайте, сэр… — начал Хьюго.
— Заткнись! Если такой игрок, как ты, вдруг, ни с того ни с сего, начинает действовать на поле так, словно у него в голове под шлемом мякина, а не мозги, и действовать в средней линии защиты, причем все хуже от одной игры к другой, то, совершенно естественно, у них могут возникнуть подозрения.
Тренер, выдвинув ящик стола, вытащил темно-синюю папку, извлек оттуда несколько страничек напечатанного на машинке текста, и, вооружившись очками, стал читать, пояснив:
— Это доклад, полученный из офиса спортивного комиссара. — Пробежал глазами несколько абзацев, покачал головой, словно чему-то сильно удивляясь. — Скромность не позволяет мне зачитать тебе вслух описания твоих сексуальных подвигов, но, должен признаться, твоя способность выходить в воскресенье на поле и играть после таких ночных боев, и это на протяжении целых недель, заставляет меня просто разинуть рот от благоговейного удивления.
Хьюго счет за благо промолчать.
— До сих пор тебе везло, — продолжал тренер, — газеты пока ничего не пронюхали. но если что-то просочится в печать, я немедленно вышвырну тебя к чертям собачьим — не успеешь даже снять краги, как окажешься за дверью. Ты меня слышишь?
— Слышу, сэр.
Тренер теребил листочки в руках, бросая на них косые взгляды из-за бифокальных очков.
— Кроме своей новой карьеры бабского угодника ты, судя по всему, еще проявляешь поразительную щедрость в раздаче направо налево драгоценных украшений. Только в одном ювелирном магазине в нашем городе менее чем за два месяца ты истратил более трех тысяч долларов. В то же время ты приобретаешь дом из восьми комнат, с бассейном; отправляешь жену в дорогостоящие отпуска по всей стране; вкладываешь пятьдесят тысяч долларов в недвижимость, и эту сделку вряд ли можно назвать законной; играешь в карты на большие деньги с самыми крупными в городе игроками; арендуешь собственную ячейку в хранилище банка и по наблюдениям набиваешь ее каждую неделю все новыми кучами денег неизвестного происхождения. Я знаю, какое у тебя жалованье в клубе, Плейс. Могу ли я поинтересоваться, откуда у тебя появился недавно столь значительный источник доходов на стороне, или ты сочтешь такой мой вопрос неприличным? — Тренер, закрыв папку, снял очки и откинулся на спинку стула.
Хьюго хотел ему все объяснить, но слова почему-то застряли в горле. Все, что он считал благоприятными улыбками судьбы, в этой холодящей ему душу темно-синей папке превращалось в свидетельства против него: коррупция, незаконные, криминальные по характеру прибыли… Хьюго любил всех тех, кто любил его, и давно привык, что все вокруг желают ему только добра. И вот внезапно осознал, что есть люди, включая и тренера, которые готовы признать на веру все самое худшее, что им известно о нем, и погубить его из-за этого навсегда… Эта мысль лишила его дара речи; он беспомощно всплеснул руками.
