Это, в буквальном смысле, было дерево жизни.
Родители, желавшие завести ребёнка, молились возле дерева. Если небеса внимали их мольбам, то на одной из ветвей вырастал плод, называвшийся ранка, и через десять месяцев появлялся ребёнок. Но иногда ранка срывалась преждевременно.
Ранка Рокуты, так же как и Сёрью, была унесена мистическим ураганом Сёку. Когда отделённые друг от друга миры пересекались, то ранка попадала в утробу женщины в другом мире. Рождаясь в оболочке, такой ребёнок внешне походил на своих родителей и назывался тайка.
Энки унесло в другой мир через море Пустоты в столицу Хорая. У него были отец и мать, бабушка и дедушка, братья и сёстры. Ему бы никогда не пришло в голову, что он был ребёнком, который никогда не должен был существовать.
Когда Рокута был маленьким, их дом сгорел дотла. Спасаясь от опасности сквозь клубы дыма, они обнаружили, что Киото охвачен огнём. Всю ночь они провели в бегах. Когда наступило утро, то бабушка с дедушкой и одна из его сестёр погибли.
Семья мальчика остановилась в западных окрестностях Киото, чтобы избежать войны. Но у них не было ни еды, ни денег. Поскольку столица была охвачена беспорядками, отец не мог найти работу. Сначала умер его брат, затем младшая сестра, а после в горах оставили Рокуту.
У его семьи не было выбора, если они хотели выжить.
Спасение пришло из этого мира. Умирая от жажды и голода на склоне той горы, Рокута едва сохранял сознание. Этот ребёнок спасся лишь потому, что не был простым человеком. Он был кирином.
В противном случае он умер бы в той глуши, как и многие другие дети. В тот период брошенный ребёнок не считался таким уж редким явлением.
«Сецузан», – промелькнуло в голове у Рокуты.
С приходом войны на простых людей обрушивались несчастья. Среди пробудившихся признаков жизни, военные толки вновь разносились по всей стране. Горькая ирония задела его за душу.
Всё больше разрушенных гор и долин, реки крови и дети-сироты, обречённые на нищету и погибель.
Перед тем как взойти на трон, Сёрью сказал, что хотел бы увидеть, каким было это королевство. Взирая с вершины горы вниз невозможно ничего увидеть. Лишь двадцать лет миновало с той поры. За это время все дети повзрослели.
Имея неограниченную продолжительность жизни, император, кирин и министры зачастую теряли счёт времени. Но в нижнем мире годы не стояли на месте.
«Эти брошенные на произвол судьбы дети… Где они сейчас и что с ними стало? Без сомнения, беды вновь просыплются на их головы».
Рокута обратил свой взор к небесам, тонкий серп луны возвышался над ним подобно высеченному на небосводе острому когтю.
– Коя…
Однажды ночью Рокута очнулся ото сна и услышал голоса родителей, обсуждающих, как им избавиться от него. Точно так же ещё один ребёнок пробудился глубокой ночью, чтобы предаться своей судьбе.
То, что когда-то произошло, повторилось здесь, в этом королевстве. Восемнадцать лет назад, в провинции Ген.
Рокута сидел на спине Рикаку, своего сирея. Как правило, считалось, что только кирины могли подчинять себе йома.
Тайхо мчался по небу будто вихрь и осматривал побережье провинции Ген, в то время как мимо него пронёсся другой человек. Точнее говоря, ребёнок верхом на йома.
Он едва успел удивиться. Зверь выглядел как огромный волк с крыльями и клювом хищной птицы, вероятно, это был тенкен, называвшийся также «небесная собака». На его спине располагался ребёнок. Из-за высоких скоростей их пути пересеклись буквально на мгновение. Эта встреча воистину оказалась судьбоносной.
Рокута скомандовал своему сирею:
– Поворачивай! За ними!
– Но, Тайхо, – предупредил Рикаку, – это же был йома.
Рокута кивнул:
– Да, я знаю. Именно поэтому. Одно дело – сирей, но почему йома везёт на спине ребёнка? Это не поддаётся объяснению.
Рассекая небо над морем, они поравнялись с ребёнком, летевшем на йома красной масти. Тот увидел нагоняющего их Рокуту и сжался от страха.
Тенкен издал леденящий кровь вопль. Ребёнок обхватил руками его толстую шею:
– Нет, нет. Не надо, – призывал он зверя, пытаясь успокоить его.
Он выглядел моложе Рокуты. У него было бледное лицо, хрупкое телосложение, а его чёрные волосы перемежались синими прядями. Будь он кирином, его волосы по обыкновению были бы золотистыми.
