Зеркало звало, шептало, тянуло в сладкий омут:
(Иди ко мне… Там, в зазеркалье ты будешь прекрасной принцессой, хрупкой, нежной, обольстительной…)
Надежда протянула руку, касаясь зеркала. Палец ткнулся в холодную, твердую поверхность.
Словно невидимая связь разорвалась с тихим звоном лопнувшей (как в старом пианино) струны, и Надежда увидела обычное, забытое всеми зеркало, что стояло у дверей, послушно отражая ее некрасивую фигуру.
(Ха, посмотри на себя — жирная, толстая сука! Ты просто чудовище… Жирное, толстое чудовище…)
Надя почувствовала, как в груди что-то оборвалось, и мучительная судорога, предвестница, долгих не менее мучительных рыданий в подушку, сжала сердце.
(Толстая тварь… Толстуха — задница-два-уха…)
Первая слезинка оставила длинный след на пухлой щеке, чтобы упасть на пол капелькой боли. Такой маленькой боли…
И неважно, что ты из себя представляешь. Никому не интересны твои душа и внутренний мир. Все, что чувствуешь, вся твоя боль — маленькие слезинки, затаившиеся в уголках глаз, чтобы стекать, опустошая сердце, унося боль.
Проклятое тело тяжелеет на глазах, обрастая мерзким, ненужным мясом. Каждая калория, словно прокладывает путь в организм, пытаясь превратиться в еще одну складку жира. И не спасут судорожные спазмы пустого желудка, и потоки слюны при виде аппетитной булочки или малюсенькой конфетки. Нет, детка — это не для тебя. Твой удел — опостылевшие овощи, и слабый, несладкий чай.
Этот кошмар заполняет твою жизнь, разрушая ее, день ото дня. Откладывается на бедрах и животе, уродуя симпатичное лицо, портит некогда аппетитные линии тела, — превращая изящные ножки, в отвратительные, похожие на окорока ножищи.
Шаг за шагом.
Привет детка…
Ты съела пирожное? — ха, дурочка, молния твоей юбки никогда уже не сойдется, чтобы подчеркнуть округлую, радующую взгляд попку.
Хлеб с маслом, торопливо, почти тайком от самой себя, поглощаемый на кухне, поздно ночью — нет проблем, крошка, попробуй-ка, может быть, ты сможешь влезть в старенькие, любимые джинсы?
Ответ ты знаешь сама — черта с два, детка. Черта с два!
Хочешь печенья? Конечно, хочешь…
Вот только мужчины не провожают тебя взглядом, в котором весна и страсть. Равнодушные глаза пройдутся по толстухе, наверняка спешащей по своим толстушечьим делам, не задержавшись ни на мгновение. Ты обычная уличная декорация, одна из тысяч статистов в скучном, жестоком спектакле, под названием жизнь.
Плачь, детка — плачь. Если, конечно, уверена, что сможешь таким образом похудеть, хоть на грамм. Если наивно полагаешь, что вместе со слезами выйдут жиры и углеводы, которые кипят в твоем теле, соединяясь, откладываясь, размножаясь, раздувая его изнутри, как футбольный мяч, рождая ненавистную, дряблую, проклятую плоть.
Она видела — каждый лишний килограмм ложился кирпичиком в толстую, глухую стену, между ней и Сергеем. Иногда взгляд мужа пугал своей безразличностью. Надя догадывалась, что прежняя любовь плавно переросла в привычку. Дьявольский компот из глупого чувства долга и боязни перемен.
Пока что непрочная, хрупкая связь держалась, но с каждым днем (и килограммом, сладенькая) становилась все тоньше и слабее.
Еще немного (пару десятков кило, милашка, вполне будет достаточно, вот увидишь…), и они просто перестанут существовать друг для друга.
Станут чужими.
Навсегда…
Они встретились однажды солнечным летом — много дней и ночей назад. Родители уехали погостить к дальним родственникам, оставив ее с бабушкой одних. Надежда ликовала, предвкушая неделю восхитительной свободы. Школьные дни остались позади, оборвавшись последним звонком — экзамены сданы, и впереди целое лето. В первое же утро, проснувшись чуть позже обычного, она сладостно потянулась, раздумывая над тем, чему посвятить первый день каникул. Поворочавшись в постели, Надежда решила не забивать голову, и просто прогуляться по улицам города, заглянуть в парк, побродить по аллеям, купить семечек, и просто посидеть на скамейке, подставив лицо теплому июньскому солнцу.
Выйдя из сырого, как обычно загаженного подъезда на улицу, она задержалась на мгновение, радуясь теплой погоде — солнце светило в глаза, и поначалу было трудно рассмотреть, что творится на улице. Когда глаза немного привыкли, она заметила, что у подъезда, на одной из лавочек расселся невысокий, стройный паренек. Он глазел на нее так, что казалось еще немного, и провертит своим взглядом дырку. Надежда усмехнулась (о, тогда она была вполне симпатичной девчушкой) и повернулась, краем глаза заметив, что парень приподнялся, провожая взглядом. Как оказалось в одном доме с ней, проживал его закадычный друг, Сашка — известный на весь подъезд забияка и бабник.
