Ответом Фьольвиру была грустная улыбка.
— Он с вечера уже там. Они все уже там, братец. А нам нужен огонь.
В руке у незнакомца появился факел. Он зашел в общий дом, где в очаге могли долгую ночь рдеть и не гаснуть угли.
— Ты еще хочешь вернуться сюда? — крикнул доброхот изнутри.
Фьольвир оглянулся. Частокол, избы, гора мертвецов. Земля, впитавшая кровь и боль людей.
— Не знаю, — сказал он. — Нет.
— Понятно.
Из проема общей избы через мгновение плеснуло красным. Рыжие, жадные отблески заплясали по бревнам. Незнакомец появился с горящим, капающим смолой факелом.
— Я или ты? — спросил он.
Фьольвир подумал.
— Я, — сказал он. — Это мой народ.
— Тогда держи.
Пальцы Фьольвира сжались вокруг факела. Трепещущим жаром обмахнуло лицо. Клокочущее пламя чуть не цапнуло за бороду.
— Осторожнее! — крикнул незнакомец.
Шаг, другой.
Фьольвир вдруг потерял Хейвиску. Только что видел, только что различал ее под нависающими руками, головами, тряпками, шел к ней — и вот уже не может отделить ее от остальных мертвецов, проложенных деревом и соломой. Словно то, что не позволяло ей смешиваться с ними, пропало. Но, может, это было и к лучшему.
Жди меня, родная. Я скоро, подумал Фьольвир и опустил руку.
Огонь прыгнул с факела. Через несколько мгновений гора загудела и затрещала. Потянулись дымки. Запахло мясом. Вязки сухой соломы брызнули искрами. Через мертвых людей пламя принялось прокладывать себе путь наверх, облизывая головы, выглядывая из подмышек и щекоча пятки.
Треск и жар набрали силу.
— Все, все!
Незнакомец потянул замершего Фьольвира от огня. Мертвецы шевелились и переворачивались, словно искали позы поудобней. Несколько досок упали вниз. Воздух гудел, дрожал и плавился. Запах стал невыносим.
— Пошли!
Незнакомец вывел Фьольвира за частокол.
— Ночью подморозит, — сказал он. — Нам нужно успеть выбраться из залива.
— И куда мы поплывем? — спросил Фьольвир, не в силах отвернуть голову от огня и дыма, клубящегося над крышами.
Незнакомец оскалился.
— К кааряйнам.
У бревна перед спуском к заливу их ждал тюк с одеждой. Размотав повязку, Фьольвир переодел штаны, натянул рубаху и крепкий, добротный, длиннополый везинг — все не родное, чужое. Потом подпоясался. Незнакомец передал ему топорик и нож. Следом из рук в руки перешли мешок с хлебом и мясом и баккель с водой.
— Пошли.
Незнакомец вооружился вторым топориком, сунул под мышку два коротких весла и по тропке принялся спускаться к воде. Фьольвир еще какое-то время постоял, глядя на зарево, встающее над частоколом, попытался пробудить в себе то ли боль, то ли сожаление, но не смог — внутри было холодно и пусто. Когда жадный, высокий язык пламени пожрал крышу общего дома, Фьольвир мотнул головой и пошел вслед за незнакомцем.
Мелкие окатыши заскрипели под кожаными свейками.
Ожидая его, незнакомец сидел на корявом бревне рядом с причальными мостками и сбивал носком ноги верхушки мелких волн. Пустое лицо казалось задумчивым. Берег темнел обломками и ветками. Одинокая лодка качалась на воде. Для двоих она была маловата.
Небо с севера затягивало стылой пеной. Над заливом низко пролетели зимние утки. К скорому снегу.
— Не потонем? — кивнув на лодку, спросил Фьольвир.
— Не должны, — сказал незнакомец, соскакивая с бревна на камни. — Забирайся. Я — за тобой.
На дне лодки поблескивала вода.
— Мы так можем сразу в Тааливисто, — сказал Фьольвир, усаживаясь на скамью на корме.
— И не надейся.
— Мне-то что?
— Лови.
Незнакомец кинул Фьольвиру одно весло и легко перескочил на лодочный нос. Лодка закачалась. Вода плеснула в борт.
— Точно потонем, — сказал Фьольвир.
— Мы осторожненько.
Перегнувшись, незнакомец отвязал веревку и оттолкнулся рукой от мостков. Лодку медленно повело в сторону.
— Все, не спи, — сказал доброхот, опуская свое весло в воду. — Я — справа, ты — слева.
Фьольвиру понадобилось несколько гребков, чтобы приспособиться к манере спутника. Три взмаха веслом, короткая передышка, снова три взмаха веслом. Лодка резала залив. Серые скалы плыли мимо. Над скалами вставали сосны. По Холму Аттитойне катилось мутное солнце.
Раз-два-три. Ф-фу. Выдох. Раз-два-три.
