Так шкатулка перешла к Йоруну.
— Это сказка? — спросил Фьольвир.
Незнакомец хмыкнул.
— Это жизнь, братец.
— Я думал, боги другие.
— Такие же, как и люди, — сказал незнакомец. — Возможностей у них побольше и забот побольше, как с вахенами, а так…
Он опустил руку, набрал воды в ладонь и умыл лицо, пригладил волосы. Блеснули голубые глаза.
— Со временем, конечно, боги портятся, — сказал он. — То ли изначальная тьма на них так влияет, то ли собственное могущество. Но портятся, это точно.
— Наш Аттитойне не портился, — сказал Фьольвир.
— Это который почти медведь?
— Да.
— В строгом понимании, он и не бог, ваш Аттитойне, — сказал незнакомец. — Он, скорее, дух, ваэн, природная сила. В некотором смысле, конечно, бог, но очень особенный.
— Он нас хранил, — сказал Фьольвир.
Незнакомец кивнул.
— Здесь он молодец. Я с ним пил, но он, стервец, потребляет только мед. И мычит все больше. Ничего не понять, что мычит.
Он легко переменил позу, поджав под себя ногу, и повернул голову по направлению движения лодки. Впереди клубился туман, слева высилась белая скала.
— Выходим в море, — сказал Фьольвир.
— Давай-ка держаться берега, — предложил незнакомец.
Несколькими гребками они взяли ближе к скале. Туман неожиданно нахлынул стеной и объял лодку. Пропал залив, пропало небо, пропали, казалось, всякие звуки. Белый столп скалы какое-то время еще виделся сквозь серую слоистую пелену, но скоро исчез и он. Стало жутко холодно. Дыхание спутников вырывалось густым паром. Фьольвир опустил руку к воде и обнаружил, что она стала едва ли не ледяной. Пальцы мгновенно скрючились.
— Такого не было раньше, — сказал он, пряча окоченевшую ладонь под мышку.
— Ну, мы же подали знак, — весело сказал незнакомец.
Туман то глотал его фигуру на носу лодки, то, видимо, не умея переварить, отхаркивал обратно.
— Кому мы подали знак? — спросил Фьольвир.
Незнакомец показал пальцем в небо.
— Там же никого нет, — сказал Фьольвир.
— Ошибаешься, братец.
— И кто там?
Доброхот не ответил. Внезапно в сером безмолвии послышался звук. Что-то заскреблось о борт. Фьольвир наклонился, и увидел мелкие льдинки, притирающиеся к лодке. Сначала их было немного, но скоро с моря нанесло столько, что под ними скрылась открытая вода. Туман стоял плотно, но в нем, кажется, кипела невидимая работа: крепли, росли, наползали друг на друга льдины, потрескивали и, смерзаясь, превращались в белое ледяное, протянувшееся, наверное, до самого Морозного замка полотно.
Хрустальный звон поплыл над заливом.
— Это что, тоже знак? — спросил Фьольвир.
— Почти, — сказал незнакомец.
Он перехватил весло так, словно собирался им от кого-то защищаться. Вода на дне лодки замерзла, и Фьольвир с трудом освободил прихваченную ледком ногу. По примеру спутника он тоже взял весло в обе руки.
— И что да…
— Тс-с-с! — прошипел незнакомец.
Фьольвир насторожил слух. Звон плыл со всех сторон. Дон-дон-дон. Словно кто-то на собачьих упряжках с колокольчиками пересекал замерзшее море. Много упряжек. Много колокольчиков. Потерялись люди. Бегут мохнолапые, круглоголовые тиккси, сбившись в тумане с пути.
Фьольвир привстал, всматриваясь. Ему казалось, еще мгновение — и, вывалив языки, собаки вылетят им навстречу.
Но нет, нет. Звон прекратился также внезапно, как и возник. Установилась тишина, прерываемая лишь посвистом ветра. Вокруг лодки закружились снежинки, туман слегка протаял, утратил плотность, и в нем на расстоянии десяти шагов то там, то здесь Фьольвир стал улавливать изломанные темные силуэты. Стоило сконцентрировать на таком силуэте взгляд, и он, словно почувствовав, отворачивал вбок, осыпался, терял руки, ноги, голову, падал и беззвучно разбивался о лед.
— Не спи!
Незнакомец резко выбросил весло, едва не задев Фьольвира. Тень, которая совсем близко подобралась к лодке, получила лопастью в грудь и, раскрыв голодный провал рта, повалилась за борт. Брызнула ледяная крошка.
— Кто это? — спросил Фьольвир, запнувшись о скамью.
— Не важно.
Незнакомец блеснул глазами, ощерился и, сделав оборот, поразил еще одну тень, решившую выползти на нос лодки. Лопасть безжалостно опустилась сверху, и серая голова, увенчанная снежными космами, лопнула, развалилась надвое. Беззвучный вопль всколыхнул туман.
