— Что, медвежий сын?
— А Йорун? — спросил Фьольвир. — Он как к вашей связи? Он знал?
Незнакомец положил ему руку на плечо.
— А какая разница?
— Ну-у…
— Думаю, ни она, ни он не считали это чем-то серьезным. Могу сказать тебе, Йорун и сам почти ни одной ваэ-кири не пропускал. У них это было просто. Боги. «У тебя прекрасная фигурка. Давай-ка мы с тобой уединимся в этой нише». И все, этого достаточно. Подол фенрики вверх. Кто скажет «нет» Йоруну, Стергруну, Офниру, Хэнсуйерно? Никто. Со мной было так же. Хотя в редкие моменты…
— Что?
— Я ловил ее взгляд. Словно я для нее был не вещь, не слуга, а нечто большее. Правда, это, скорее всего, ничего не значило.
Какое-то время они шли молча. Лес редел. Появились натоптанные тропки. Просветы становились все больше, все ярче. Поросшие мхом камни скоро сошли на нет, и под свейками Фьольвира захрустели кустики иххи. Еще полсотни крафуров, и лес выродился в прозрачную опушку.
Путешественники остановились на ее краю.
— То есть, ты из-за нее? — спросил Фьольвир.
— Дурак, — сказал незнакомец.
Впереди расстилалось поросшее иххой мглистое пространство. Чуть дальше, слева, вставали холмы, на ближнем темнел высокий, сложенный из камней дёс, объявляющий о том, что эти земли принадлежат кааряйнам. Дёсы поменьше прорастали и из иххи. Остатки древней стены, перегораживавшей когда-то долину, выныривали как щербатые, выветренные позвонки сдохшего на этой земле змея.
Фьольвир сжал топорик.
— Мы идем?
— Да, приготовься, — сказал незнакомец.
Он привстал на носках, что-то высматривая.
— Что там? — спросил Фьольвир.
Сам он, сколько не щурил глаза, видел только, как приподнимается земля в конце выгнувшейся желобом долины.
— Мы опоздали, — сказал незнакомец. — Мтаг уже ушел. Чувствуешь воздух?
— Нет, — мотнул головой Фьольвир.
— Втяни ноздрями, арнасон.
Фьольвир глубоко вдохнул.
— Дым?
— Нет, кровь.
— Не чую.
— Ничего, скоро учуешь.
Пружинистым шагом незнакомец двинулся вперед. Лицо его обрело заостренные черты. Рука с намотанным на нее плащом, будто щит, прижалась к груди. Второй рукой Унномтюр яростно отталкивал воздух. Фьольвир взял левее, чтобы не прятаться у него за спиной.
Тени облаков пересекали долину. Ветер проходил по низким кустикам иххи, казалось, вычесывая зеленую шерсть.
— Быстрее, арнасон!
Незнакомец ускорился. Фьольвир едва не задохнулся от взятого темпа. С жужжанием ударило в щеку какое-то насекомое.
— Смотри! — крикнул Унномтюр.
Фьольвир разглядел, как впереди переваливаются через земляной, заросший травой вал две крупные фигуры.
— Кто это? — крикнул он.
— Охрана!
Кааряйны были в плотных, длинных, грязных везингах, широких штанах и высоких шапках. Рожи их были вымазаны красным. Мордатые силачи, они не имели оружия, и вышли навстречу Фьольвиру и Унномтюру, расставив руки, словно желали обнять неожиданно явившихся друзей.
— В голову! — выдохнул, сближаясь с кааряйнами, незнакомец.
— Что? — не понял Фьольвир.
Пояснений не последовало. Впрочем, через мгновение Фьольвиру стало не до них. Воняющий кровью кааряйн возник перед ним, с хрипом махнул пятерней, и только запас в кнафур спас Маттиорайса от захвата — припав на колено, он успел поднырнуть под локтем. Оказавшись у охранника за спиной, он не стал медлить и глубоко, чуть ли не до проушины, разрубив везинг, вонзил топорик противнику под лопатку.
Хэк!
Обычному человеку этого бы хватило с лихвой. Во всяком случае, заставило бы умерить прыть и серьезно задуматься о бренности жизни. Но краснорожий кааряйн словно не заметил удара. Он резко развернулся, и прочно засевшее в чужом теле оружие выскользнуло у Фьольвира из пальцев.
— Ых!
Могучий кулак, попав в грудь, вышиб из Фьольвира дух. Арнасон покатился по земле, то и дело ныряя лицом в ихху. Хороша ихха, колюча!
— В голову! — прохрипел незнакомец.
Дела у него тоже были не совсем хороши. Второй кааряйн как-то оказался над ним и, сев на живот, пробовал то ли задушить его, то ли расплющить, разорвать лицо, пробиваясь через плащ и скрещенные руки. Унномтюр же делал попытки зацепить сидящего ногами.
— Мтаг их…
— Понял уже!
Фьольвир вскочил. Солнце прыгнуло над облаком. Качнулся недалекий земляной вал. Кааряйн с топором под лопаткой ощерился и снова изготовился к объятьям. Затопал, зарычал, ловя Маттиорайса на себя. Глаза его, как у мертвеца, были подернуты поволокой.
