— Ты не можешь винить его за это. Шудер полезен, потому что он силен. У него самые дисциплинированные рабочие, они слушаются его и производят намного больше продукции, чем на любой другой нашей фабрике.
— В этой силе заключается опасность.
— Естественно. Между этими явлениями есть прямая зависимость. Было бы лучше, если бы мы могли просто убить всех людей и заставить наш народ трудиться вместо них. Это было бы безопаснее. Но разве можно справиться с такими лентяями?
— Легче научить коня говорить, — рассмеялся Гаарк. — Я с трудом нахожу бантагов, готовых работать надсмотрщиками на фабрике, где вся тяжесть ложится на плечи рабов. На эту должность соглашаются только всадники самой низшей касты.
— Я думаю, что полная зависимость от рабского труда в итоге выйдет нам боком.
— Становишься сентиментальным?
— Нет, я просто вижу вещи такими, какие они есть. Специальными знаниями и навыками обладают только люди. Мы оказались в ловушке. Весь квалифицированный труд выполняется руками людей, и поэтому каждый бантаг считает ниже своего достоинства заниматься чем-нибудь подобным.
— Джамул, время для таких философских рассуждений еще не пришло. Сначала нам надо выиграть войну. Наше войско не так уж многочисленно. У меня шестьдесят уменов. Возможно, мне удастся привлечь на свою сторону еще сорок уменов из другой орды. Если случится то чудо, о котором ты говоришь, и наш народ согласится работать на фабриках, число моих воинов уменьшится наполовину. Если убить всех людей, от войска останется одна десятая. Может быть, когда-нибудь я решусь на это, но не сейчас.
Они подъехали к юрте Гаарка и спешились. Одна из наложниц кар-карта протянула ему чашку с кумысом. Из юрты доносился дразнящий аромат жареного мяса, и Гаарк только сейчас осознал, что его желудок пуст.
— Все это до сих пор не укладывается у меня в голове, — произнес он на их родном языке, когда они с Джамулом вошли внутрь юрты. — Мы живем так, как и представить себе не могли. Мы обладаем безграничной властью.
— Да, но если мы потерпим поражение, этой власти придет конец, — отозвался Джамул.
Гаарк сделал знак одному из стражников, стоявших у входа в шатер.
Секунду спустя в юрту ввели человека. Он согнулся перед ними в низком поклоне, и Гаарк почувствовал его страх.
Джим Хинсен поднял голову, но его глаза избегали взгляда кар-карта.
— Ты убил его, мой кар-карт?
— Нет. Он все еще мне полезен.
Гаарк ощутил вспышку разочарования, пронзившую Хинсена. «Так, а ведь этот человек питает глубокую ненависть к Шудеру. Это хорошо».
— Используй своих шпионов, усиль наблюдение за всеми фабриками. Если ты найдешь какие-нибудь доказательства, он и все вовлеченные в его замыслы люди погибнут.
— Да, мой кар-карт.
— Но это должны быть настоящие доказательства, а не твои козни, потому что в таком случае умрешь ты.
— Разумеется, мой кар-карт.
Небрежным взмахом руки Гаарк дал понять, что аудиенция окончена.
— Омерзительный тип этот Хинсен, — презрительно бросил Джамул, когда янки вывели из юрты.
— Он меня забавляет, — ответил Гаарк.
— Я все-таки не понимаю, что за игру ты затеял.
— Ганс — это Кин, он его создал. Наблюдая за Гансом, я постигаю Кина. В этом мое преимущество, потому что мой противник ничего не знает обо мне. Может ли Шудер скрывать от меня свои мысли? Если да, то это даст мне пищу для размышлений. Возможно, он в самом деле ничего не замышляет, и уверения начальника моей секретной службы являются ложью, а мои предчувствия свидетельствуют всего лишь о том, что у меня фантазия разыгралась. В это случае я тоже получу ценную информацию — буду знать, что Ганс наконец сломлен. Мне просто любопытно посмотреть, чем все закончится. Зачем вмешиваться в эксперимент, любой исход которого пойдет мне на пользу?
— А что ты все-таки думаешь по поводу дальнейшего развития событий?
Гаарк улыбнулся.
— Ганс совершит попытку побега, и в решающий момент на сцену выступлю я. Он проживет ровно столько, чтобы увидеть, как умирают его жена и ребенок. А я узнаю еще кое-что о пресловутом характере янки.
— Карга возвращается! — донесся сверху тревожный голос одного из людей Кетсваны, и Григорий весь заледенел.
