Вопрос: где же они, продукты нынешнего демократического времени под названием «большая личность?» Или хотя бы просто «личность?»
Тишина…
Итак, я загрузилась под завязку тем, что сегодня называется «художественная литература», и вернулась домой.
Улеглась на диван, запаслась бутылкой минералки и принялась за чтение.
Процесс вызвал разнообразные и странные ощущения.
Когда я наконец одолела последнюю книгу последнего автора и смогла по институтской привычке систематизировать прочитанное, ситуация прорисовалась следующим образом.
Прежде всего мне стало ясно, что ни в коем случае нельзя доверять рекламным аннотациям в конце книги. Как и газетным статьям.
«Тончайшие психологические нюансы!» — в экстазе уверяла меня цитата из какой-то неведомой газеты.
«Мастер сюжетной интриги», — вторила цитата из другой газеты, не менее неизвестной.
Скажу коротко. Шедевры дамы, характеризованной столь лестно, я дочитать до конца так и не смогла. С некоторым удивлением я обнаружила, что дама, судя по короткой биографической справке, окончила Литературный институт имени Горького.
Если это правда, а не очередной рекламный ход, скажу только одно: «Помоги боже Литературному институту! У него пора отбирать лицензию!»
О сюжете я уже не говорю. Литературный язык дамы напоминал мне по тяжести тот самый камень, который Сизиф вынужден вечно втаскивать на гору. Но если боги вменили это в обязанность Сизифу, не понимаю, почему вместе с ним должна страдать я?
Книги дамы я аккуратно сложила в стопочку и спрятала в кладовке. Прочту, когда дорасту до большой литературы.
С неожиданным для себя удовольствием прочла книгу Пелевина «Омон-Ра». Как я уже сознавалась, у меня сильно развито чувство противоречия. Бурная рекламная компания по продвижению этого автора меня сильно оттолкнула. Именно по этой причине я так долго не читала его книг.
Но сейчас пересилила себя и взялась за тоненький опус под таким странным названием.
Пелевин меня очаровал.
Возникла волшебная иллюзия, что я нахожусь в небольшом уютном помещении один на один с умным интересным рассказчиком, который, ничуть не пытаясь увлечь меня непритязательной историей, тем не менее, с легкостью это делает.
Почему-то при чтении этой книги на меня нахлынуло ощущение детства. Особенно в той части, где Пелевин вспоминает о своих детских ассоциациях. К примеру, где он говорит, что считал звездолет названным так потому, что на крыльях у него нарисована звезда.
Я чуть не расплакалась. Дело в том, что я в детстве считала точно также. Причем, не сговариваясь с Пелевиным!
Или, например, словосочетание «группа продленного дня». Пелевин пишет, что красота этого слогана открылась ему только во взрослом, сознательном возрасте. И у меня словно распахнулись глаза. Господи! Как же это красиво! «Группа продленного дня…» Чувствуете?
«Продленный день…» Группа людей, которая сумела каким-то волшебным образом продлить светлое время…
Неотразимо.
У меня возникло такое ощущение, словно я сижу в купе поезда и пытаюсь рассмотреть происходящее через мутное закопченное стекло. И вдруг чья-то ладонь с внешней стороны протирает стекло, и мир за ним обретает кристальную четкость.
И яркость.
Покоренная и очарованная Пелевиным, я с надеждой и благожелательностью устремилась к другим опусам писателей-мужчин, которых мне рекомендовал продавец как популярных. Я уже поняла, что современная литература делится на мужскую и женскую, но не впала в половой шовинизм и приобрела произведения и той, и другой противоборствующей стороны.
(Сказанное ни в коей мере не относится к Акунину и Пелевину! Это авторы для любого мыслящего существа.)
Итак, я с благоговением отложила книжку «Омон-Ра» и взялась за произведения других прозаиков.
Названия впечатляли.
«Зона».
«Братаны» в ассортименте. В смысле, первые, вторые и третьи опусы с одним подзаголовком.
«Киллер». Тоже первый, второй и третий.
«Банкуй, пока жив».
Честно говоря, поджилки у меня немного затряслись. Я открыла одну из книг наугад, прочитала несколько страниц и тут же захлопнула.
Да. Эти произведения только для сильных духом мужчин.
Помню одного такого мужчину в метро. Он стоял прямо передо мной, хмурился и читал какую-то книгу, завернутую в газету. Обложку, таким образом, я не видела и названия прочесть не смогла.
