И все же очень стараюсь не делать своим знакомым женского рода откровенных гадостей. И до сегодняшнего дня мне это вполне удавалось. Наверное, моей порядочности немало способствует моя маловыразительная внешность.
Я еще раз перечитала визитку.
Ах, Лара, Лара… Что же ты не поделила со своим бывшим мужем?
Впрочем, не мое это дело. Плохо только то, что мне придется выбирать между предательством и отсидкой в отечественной колонии общего режима. Будь я праведником, о которых повествуют Жития святых, и вопросов бы не было.
Но такой моральной силы я в себе не ощущала. Поэтому собралась, оделась, сунула в лифчик пачечку зеленых и отбыла на задание.
Прежде чем выйти из подъезда, я поднялась к Селене и позвонила в квартиру. В ожидании, пока дверь откроется, зажала нос платком.
Да. Запах в нашем подъезде ужасающий. Но, поднявшись на четвертый этаж, вы попадаете в его эпицентр. И не всякий нос, даже самый привыкший, способен это выдержать.
Послышались шаги, и дверь распахнулась. Селена — женщина, закаленная в борьбе с реальностью, поэтому никаких глупых суматошных возгласов при виде меня издавать не стала. Просто деловито спросила:
— Ты за косынкой?
— Точно, — ответила я с благодарностью.
Дело в том, что никаких головных уборов я отродясь не носила. И даже на похороны моей мамы была вынуждена позаимствовать черную косынку.
— Входи, — сказала Селена, и удалилась вглубь квартиры. Послышалась возня, приглушенный голос Королева спросил: — Кто это?
— Это я, Геннадий Иванович! — крикнула я громко. Как я уже говорила, к Королеву я испытываю симпатию. По-моему, это чувство взаимно.
— Илона!
Геннадий Иванович вышел в коридор, и я с горечью отметила, какой больной у него вид.
— Элька, привет! Сто лет тебя не видел!
Тут он споткнулся, а я, стремясь не дать ему рухнуть на пол, сделала шаг вперед и оказалась в хорошо освещенном пространстве.
Геннадий Иванович отшатнулся от меня и схватился за стену. Я вспомнила о своем зеленом цвете и замерла на месте.
Несколько минут царила напряженная тишина.
Наконец Геннадий Иванович опомнился и слабым голосом окликнул жену:
— Селена!
Та появилась в коридоре с косынкой в руках:
— Ну?
— Слушай, я, наверное, завяжу с выпивкой…
Тут Геннадий Иванович бросил на меня еще один панический взгляд, пробормотал:
— Ничего себе глюк…
И добавил громче:
— Мне Элька зеленой кажется…
Надо отдать должное Селене. Сориентировалась она мгновенно:
— Допился, скотина!
И посмотрела на меня выразительным взглядом. Впрочем, я и так все прекрасно поняла.
— Геннадий Иванович, что с вами? — спросила я участливо. И слегка повернулась на свет, чтобы зелень в волосах и на щеках сверкнула особенно ярко.
— Боже!
Королев с трудом устоял на ногах.
— Я, пожалуй, пойду прилягу…
Он развернулся и, держась за стену, двинулся в спальню.
Селена сунула мне косынку, шепнула: «Ни слова!» и выпихнула на лестничную клетку.
Не дура, поняла.
Я тщательно упаковала волосы в объемный кусок дешевого шелка, нацепила на нос черные очки и двинулась вниз.
Что мне делать — я примерно представляла. Приеду на Октябрьскую, вызову Лару и попрошу ее исправить последствия моего неосторожного обращения с тоником цвета «малахит».
А дальше — в зависимости от произведенного впечатления.
Дорога не отняла у меня много времени, зато отняла множество нервных клеток.
Платок и очки оказались бессильны скрыть следы моей утренней шалости. Как только я входила в вагон электрички, пассажиры умолкали и начинали обшаривать меня подозрительными и испуганными взглядами.
Так что путь к станции «Октябрьская» отнюдь не был для меня усыпан розами.
Но, в конце концов, хорошо все, что хорошо кончается. Я добралась до салона красоты, преодолела все препоны на пути к креслу клиента, плюхнулась на сиденье и утомленно сказала симпатичной девочке, с любопытством смотревшей на меня из-за его спинки:
— Девушка, я бы хотела, чтобы меня обслужила Лара Никифорова. Мне ее очень хвалили.
— Лара Никифорова — это я, — весело ответила девчушка. И на ее щечках появились симпатичные ямочки.
А я только смотрела в зеркало перед собой, которое отражало нас обеих. И не могла произнести ни одного слова.
