И внутри у меня лопнула какая-то натянутая струна.
Я размахнулась сумочкой и заехала этому лысому недоноску прямо поперек лопаток. Тот заверещал и попытался ударить меня ногой.
Я бросила сумочку на землю, нагнулась и подхватила огромный ком земли с клумбы.
— Мразь плюгавая!
И я размазала влажную землю прямо по его прыщавой морде.
— Ублюдок!
Второй ком попал ему в ухо.
— Тварь убогая!
Он побежал прочь, громко вопя. Немногочисленные вечерние прохожие провожали его сочувственными взглядами и косились на меня неодобрительно. Но вслух сделать замечание побоялись. Уж больно агрессивные флюиды источала я этим августовским вечером.
Я проводила взглядом убежавшего славянофила, подняла сумку и достала из нее носовой платок. Намочила в луже маленький кусочек ткани и принялась тщательно вытирать мерзкую надпись.
Нечего пачкать наш дом. Нам и собственной грязи хватает.
Вытерла, огляделась вокруг, отряхнула руки и пошла домой.
Господи, до чего же я ненавижу этот мир!
Почему, ну почему людей нужно держать под автоматным прицелом, чтобы они вели себя прилично?!
Почему коммунисты смогли решить национальный вопрос этим простым способом, а нашим псевдодемократам насрать на то, что происходит в стране?!
Нет, если ты такой противник терроризма (а именно под этим лозунгом выступают все эти ублюдочные бритоголовые группировки), то рецепт простой: езжай в Чечню и борись с террором до тех пор, пока руки не отвалятся! Думаете, поедут?
Как бы не так!
Эти скоты будут вовсю косить от армии, напирая на дегенеративную голову, потому что больше напирать не на что.
В вуз они, конечно, не поступят, потому что дебильных туда не принимают. И до скончания жизни будут колесить по ночному городу, выискивая одинокого негра, кавказца или азиата, чтобы всем скопом, как шакалы, наброситься на него. Ведь при дневном свете и в одиночку они самые обычные трусы и ублюдки.
В конце концов, возможно, правы были коммунисты, поставившие электорат перед выбором: мир и дружба народов либо пожизненное заключение.
Помните ту потрясающую девушку, которая подорвалась на взрывчатке, убирая с дороги антисемитский лозунг?
Уверена: те кто заряжал адскую машинку, даже не думали, что эту мерзость пожелает убрать с глаз не еврей, не еврейка, а нормальная русская девушка. Что ей будет противно это видеть!
Меня не удивило, что русская девушка убрала с дороги этот плакат. Меня удивило то, что ее многочисленные операции оплатило не наше демократическое государство, а государство Израиль.
Почему нашему государству наплевать на жизнь и здоровье своих немногочисленных порядочных граждан?! Ведь эта девушка была гражданкой России, а не Израиля! Она была русской!
Я позволила себе то, чего не позволяла никогда: вслух выругалась матом.
Да, я прогрессирую семимильными шагами. Еще немного — и меня нельзя будет отличить от множества тупых ублюдков, слоняющихся по улицам с бутылками пива в руках и матерящихся по любому поводу и без него.
Не дай бог!
Я опомнилась, устыдилась и перекрестилась.
Лучше умереть, чем докатиться до такого финала.
Боги, не будьте к нам такими жестокими! Не лишайте разума!
Несколько дней после визита Лары я провела в угрюмом оцепенении.
Наниматель не беспокоил меня звонками, и это было самым разумным, что он мог сделать.
На пятый день я поднялась с дивана и наметила план действий.
Собрала немногочисленные мамины золотые вещи и отправилась в скупку.
Перед скупкой на улице маялось несколько молодых людей заговорщического вида.
— Что у вас? — вполголоса спросил один из них, почуяв запах золота.
— Часы и кольца.
— Покажите.
Я вытащила сверток.
Мамины золотые часики достались ей в наследство от бабушки. Толстое обручальное кольцо и несколько колечек поменьше приобретались в течение всей семейной жизни. Огромный янтарный кулон в золотой оправе был подарком отца к пятилетию свадьбы.
Парень быстро оглядел все предложенное.
— Шестьсот долларов, — сказал он категорично.
— Мне нужна тысяча.
— Шестьсот долларов.
Я пожала плечами и побрела к магазину.
— Девушка!
Я остановилась.
— Там больше не дадут!
— Посмотрим.
И я продолжила движение.
— Семьсот! — пошел на попятную парень.