— Какая?
— Если нашёлся вход для вас, найдётся и выход для всех.
— Говорите вы, шри Сандерсон, — Горакша-натх сменил одну жуткого вида асану на другую, ещё более головоломную. Голос брамайна оставался ровным и спокойным. — К вашим словам они отнесутся с бо̀льшим доверием. Будь в зале уроженцы Чайтры или Вайшакхи, говорил бы я.
Гюнтер фыркнул:
— Ага! Можно подумать, я для них — светоч истины!
Брамайн пожал плечами, что в его положении было подвигом.
— Вы бы не могли сесть по-человечески? У меня от вас голова кругом идёт!
— Я исследую возможности своего тела и духа.
— Завязываясь морским узлом?
— В том числе.
— И как результаты?
— Восемьдесят четыре асаны даны Рудрой Адинатхом обычным людям, — речитативом затянул брамайн. — До выхода в большое тело я знал триста десять. Теперь…
— Что теперь? Триста двадцать?!
— Эта асана — пятьсот двадцать седьмая. Рудра Адинатх, Благой Владыка, знает восемьдесят четыре тысячи разнообразных асан. Кстати, вы мне мешаете.
В сердцах Гюнтер едва не плюнул на пол. Исследователь!
— Когда станете Рудрой, сообщите в письменном виде, — бросил он через плечо. — А я, так и быть, поработаю светочем за нас обоих. Мой язык знает десять тысяч разнообразных асан.
Настало время выполнить обещание.
— Итак, — объявил посол, — наши гости в вашем распоряжении.
— Мы не всеведущи, — уточнил Гюнтер.
Он старался быть ироничным, но в зале никто не улыбнулся.
— Что творится дома? На Ларгитасе?
— Нас бросили?
— Похоронили?!
— Тише, дамы и господа! — посол воздел руки. — Тише! Не все сразу!
Гюнтер встал.
— Позвольте, я отвечу?
Вопрос болезненный, но не худший из возможных. Ситуация с Саркофагом была ему известна, что называется, из первых рук. Две смены «слухачом», это вам не кот начихал!
— Вас не бросили. Все эти двадцать лет…
Проклятая секретность! Знай он правду раньше… С другой стороны, что бы это изменило? Исследовательская станция. Спутники и корабли на орбите. Многолетние попытки достучаться — или поймать малейший отклик из-под Скорлупы. «Взлом», просвечивание. Зондирование во всех возможных диапазонах. Бригады менталов. Вахта за вахтой.
Нулевой результат.
Его слушали молча. Каменные лица, желваки на скулах. Сжатые кулаки. Слово «Саркофаг» не прозвучало ни разу, но кавалеру Сандерсону всё время казалось, что он произносит надгробную речь. Мертвецы слушали, мертвецы злились. Неосознанным движением мертвецы брались за рукояти сабель и кинжалов.
— И это наша хвалёная наука?!
— Засранцы!
— Бездельники!
— А теперь они, значит, создали антиса?
— Вместо того, чтобы спасать нас?
Вопрос повис в воздухе, в душной тишине, грозя камнем рухнуть в болото зала. Будь осторожен, велел себе Гюнтер. Этот камень способен превратить болото в океан, а круги по стылой жиже — в цунами.
— Да, Натху — антис. Но он — не результат экспериментов.
— Что же тогда он?
Гюнтер с трудом проглотил это презрительное «что».
— Он — мой сын.
— Антис — сын ларгитасца?!
— Имя! Его имя!
— Оно брамайнское!
— Да, Натху — брамайнское имя, — Гюнтер искренне позавидовал невозмутимости Горакша-натха. Казалось, террорист находится не здесь, а дома, на Чайтре, на другом конце Ойкумены. — Его мать — брамайни. Она дала имя нашему сыну.
— Полукровка?!
— Невозможно!
— Извращенец!
— Позор!
— Он спал с брамайни!
— Сделал ей ребенка!
— Признал этого ребенка!
— Это плевок в чистоту расы!
Не все ларгитасцы бесновались и выкрикивали оскорбления. Многие выглядели ошарашенными, сбитыми с толку. Молча они пытались переварить эту невероятную информацию. Но и возмущённых горлопанов хватало с лихвой. Надежда угасла, над углями курился ядовитый дымок. Он шибал в горячие головы так, что сворачивал мозги набекрень. В таких ситуациях ищут не выход, а виноватых.
— Чёрт побери вас всех! — заорал Гюнтер в ответ. — Вы что, совсем ума лишились?!
Ему было больно, очень больно. Так бывало в интернате, в начальных классах, когда он ещё только учился ставить блоки от наплыва чужих эмоций. Но в интернате он никогда не сталкивался с вторжением такого накала — и такого спектра. Гюнтер стоял голый в окружении мучителей, его обливали крутым кипятком ненависти и отвращения.
