Ощущение накатило и схлынуло. Духота шадруванской ночи, светляки звёзд в низком небе. Двор посольства, ворота ангара. Изнутри скребутся голодные криптиды…
— Я решила взглянуть на ситуацию чужими глазами, — доктор смотрела в небо: живая иллюстрация собственных слов. — Глазами самой твари. Одну зверушку Фрида притащила живьем, и я прозондировала её психику. У меня имелся кое-какой опыт…
— Вы зондировали психику флуктуации континуума?!
— Я же не знала, что это флуктуация! Но, думаю, если бы знала — меня бы это не остановило.
— И что вы обнаружили?!
— Вы надеетесь на откровение? Зря, кавалер, зря. Мои изыскания принесли мало пользы. Местные недаром зовут тварей гулями и дэвами. Ничего похожего я раньше не встречала: совершенно иная синаптическая структура, матрицы реакций… Сбросить вам энграмму? Да, ещё защитные механизмы — я шла как по минному полю.
— Защита? Как у энергетов?
— В некотором роде. Но когда я вскрыла долговременную память зверушки… Там оно и обнаружилось: яркое переживание. Чистое, незамутнённое счастье. Словно этому существу что-то мешало, раздражало, а потом лишнее отсекли. Теперь, когда я знаю, что это флуктуации континуума, многое встало на свои места.
— Что, например?
— У волнового существа тело и психика — единое целое. Но я-то не знала, с чем имею дело! Вместе с плотью мы усваиваем часть их мировосприятия. Они не боятся смерти? Так же умирали Скунс, Груша и шах Хеширут.
— Отсекли лишнее, говорите? Когда мы вошли под Саркофаг, от нас отрезало физическую реальность Ойкумены. Нас сплющило, а флуктуациям отсекло что-то, что мешало им быть счастливыми. Так вот почему криптиды рвались на Шадруван!
— Сплющило?
— В космосе волновые тела огромны. А здесь… Разве мы страдаем гигантизмом? Натху просто очень большой, а мы с вами вообще одного роста.
— За вычетом ваших рогов, — хмыкнула доктор Ван Фрассен. — Уж лучше бы вы были гигантом.
— Почему?
— Тогда Кейрин-хан поостерёгся бы вам угрожать.
— Вы про амулет? Для управления Натху? Завтра я объясню хану…
— И не пытайтесь, — лицо доктора затвердело. — Вы что, не слушали меня? Все мы — его заложники. Если он решит, что вы лжёте или упрямитесь — он начнёт убивать.
«Что бы я делал, будь я директором антического центра?»
Навязчивая мысль стучала в висках, вписывалась в ритм. «Что бы я делал…» — пять размеренных шагов, заложив руки за спину. «…будь я директором…» — шесть шагов с ускорением, постукивая кулаком правой руки в ладонь левой. «…антического центра» — семь шагов вразвалочку, руки висят вдоль тела. И все начиналось с начала: «Что бы я делал, будь я…»
— Вы не могли бы присесть? — сварливо поинтересовалась комиссар Рюйсдал. — У меня уже ноги болят за вами бегать!
— Присядьте, — отмахнулся Тиран. — Вон скамейка.
— Я должна быть рядом с вами.
— Ничего вы никому не должны. Боитесь, что я сбегу?
— Никуда вы не сбежите. Вы под арестом.
— Тогда присядьте и не мешайте мне думать.
— Думать? Вы бегаете, а не думаете!
— У каждого свои бзики, комиссар. Мне хорошо думается на ходу. Вы вяжете свитера и шарфики. Не удивлюсь, если кому-то приходит в голову удачная идея, когда ему вставляют иголки под ногти.
— А вдруг явится Скорпион?!
— Вы не заметите его появление со скамейки?
— Замечу. Даже из-за забора.
— Тогда сядьте и не нудите. Вы запыхались, не хочу, чтобы вас хватанул инфаркт. На мне и так слишком много грехов…
Когда Тиран пошел на десятый круг, огибая рабочий шатер Паука, Линда сдалась. «Что бы я делал…» — и комиссар скрылась из виду. Честно говоря, Ян Бреслау забыл о ней ещё на первом шаге — и не испытал угрызений совести. Я разведчик, думал он. Я научный разведчик. Я мыслю как разведчик, ем как разведчик, дышу и хожу в сортир как разведчик. Мне надо отыскать антиса, я ищу его как разведчик. Это бесперспективно, приятель. Антисы по ведомству антических центров, там знают, как их искать. Своего центра на Ларгитасе нет, выпутывайся, как можешь. Должен быть способ, наверняка должен…
Линда появилась и опять скрылась за шатром.
— Да! Что? Бреслау на связи…
Он и не заметил, как выхватил коммуникатор.
— Включите конфидент-поле, — велел генерал Ван Цвольф.
