Все, у кого наблюдался феномен, ели мясо пришлых тварей.
История началась Фридой, продолжилась слухами и снами, чтобы опять вернуться к Фриде. Химеры живут недолго. По человеческим меркам Фриде было уже лет девяносто — что весьма почтенно даже для долгожителей Ларгитаса. Возраст активный, спору нет, но старость всё громче стучится в двери. Однако Фрида не только не старела, но, казалось, напротив: молодела с каждым днём. Пока не объявились монстры, всё шло естественным чередом. Но с того момента, как химера начала охоту на тварей, Регина стала замечать: любимица выглядит на диво игривой и резвой, особенно в ипостасях барса и ящера-целофузиса.
Коза, впрочем, тоже чувствовала себя отлично.
Что, если действие мяса чудовищ не исчерпывается трансляцией снов? Безукоризненной памятью? Что, если это и есть заветный эликсир молодости?! Тысячелетняя мечта алхимиков, фармацевтов, врачей и учёных?!
— Антический способ метаморфозы. Восстановление телесной матрицы…
— О чём вы, Гюнтер?
— Ваша химера. Здесь, под Саркофагом, только Фрида обладает способностью менять ипостаси. Антис переходит из малого тела в большое, и наоборот. Химера выбирает между ящером, барсом и козой. Все тела малые, но сам механизм перехода…
— Механизм?
— Да, неудачное слово. Пусть будет способ. У местных его нет, для них последствия ограничились психикой. Для ларгитасцев — аналогично. Ваша Фрида — оборотень. Она восстанавливает животные ипостаси, беря матрицы из генетической памяти организма. После диеты из флуктуаций она стала брать их из более молодых периодов своей жизни, как умеют это сами флуктуации.
— Откуда вам это известно?
— Сын рассказал. Мы то, что мы едим. Как тут состаришься, с такой диетой? Химера неразумна, она ничего не знает о смерти. Флуктуации, как я подозреваю, тоже. Мы знаем, и этот страх убивает нас не хуже старости или камня, упавшего на голову.
— Об этом я не подумала.
— У вас было о чём думать, кроме этого.
Слухи, сны, Фрида.
И наконец история подошла к главному: к бойцам.
В посольстве их было двое, модифицированных бойцов спецназа: Груша и Скунс. Подлинных имён не знал никто. Живучесть, выносливость, регенерация, координация движений, скорость реакции, колоссальный опыт силового и огневого противостояния — этим их способности не исчерпывались. Увы, за всё приходится платить: срок жизни внутриутробных модификантов был жёстко отмерен. Финал неумолимо приближался для обоих. Но быть может, пример Фриды поможет и Груше со Скунсом отодвинуть фатальный день?
Отбросив сомнения, доктор Ван Фрассен обратилась с просьбой к Кейрин-хану. Хан ещё не запретил ларгитасцам употребление в пищу мяса тварей, но город сидел на голодном пайке, и подлинный хозяин города, железной рукой правящий за спиной шаха-марионетки, отбирал в пользу высочайшей семьи едва ли не всю заветную добычу. Наверное, Регина могла бы попросить ларгитасцев отдать умирающим спецназовцам жалкую долю, выделяемую для посольства. Да, могла — и после долгих колебаний решила, что уж лучше хан. Обитатели посольства дичали со скоростью, приводившей доктора в ужас. Их желание делиться чем бы то ни было стремилось к нулю и дальше — к отрицательным величинам.
«Зачем?» — спросил хан, славящийся лаконичностью.
Регина объяснила, зачем. Она говорила честно, ничего не скрывая, зная проницательность хана и его мстительность по отношению к лжецам. Закончив объяснение, она добавила, что бойцами такого класса не разбрасываются. Особенно в условиях блокады города и регулярных нападений из-за стен. В защите города Груша и Скунс проявили себя наилучшим образом.
«Я подумаю,» — кивнул хан.
Он думал три дня. Стоит ли продлевать жизнь могучим воинам? Что перевесит на чашах весов: потенциальная угроза или царственный прагматизм? Победил прагматизм. Захоти чужаки сесть на трон при посредстве своих богатырей, они бы уже это сделали. По крайней мере, попытались бы. Прошение чародейки было удовлетворено, и спецназ получил спецпаёк из мяса монстров.
Увы, это не продлило им жизнь.
Оба тихо скончались в отведенный срок, известный им с точностью до минуты. Скунс пережил Грушу на три месяца. Регина провела последние часы у постелей обоих — и оба раза стала свидетельницей маленького чуда. Груша, тяжело раненый незадолго до начала эксперимента, исхудавший сверх меры Скунс — бойцы ушли без боли и страданий, не зная страха смерти, с какой-то особенной тихой радостью. Предсмертные образы, которые они послали доктору перед тем, как угаснуть, были на диво схожи. Ласковый солнечный свет нежно гладит кожу, по телу разливается тепло и умиротворение; и ещё — ожидание.
