— У нее замечательные рекомендации от прежней семьи, — прервал ее внезапно Кристиан. — Я уже созвонился с ними.
— Ну-у, конечно, это очень важно, — протянула Ксюша, — но в таком случае нужны не просто телефонные разговоры, а рекомендательное письмо… А как долго она прожила у них?
— Больше двух лет. И расстались только потому, что они переехали в Бангкок, а Веронике совершенно противопоказан тот климат. Родители утверждают, что ребенок до сих пор засыпает и просыпается с именем любимой няни и ужасно без нее тоскует. Они сейчас в Париже, правда, всего на несколько дней, но Вероника целыми днями с ребенком.
— Тоже радости мало… — вздохнула Ксюша. — Вот так же Мария к ней присохнет, а жизнь ведь непредсказуема, мало ли что.
— Ну уж в Бангкок нас судьба точно не забросит, — засмеялся Кристиан и сам удивился, откуда у него взялись силы на этот жизнерадостный смех. — Давай попробуем… Отказаться никогда не поздно.
— Ну хорошо, надо подумать. Возьми, пока они в Париже, рекомендательное письмо…
— Да что ты привязалась к этому несчастному письму, — взвился вдруг Кристиан. — Даже перед людьми неудобно. Сочинять какую-то идиотическую бумажку!
— И совсем не идиотическую, — спокойно возразила Ксюша. — Так полагается, и люди, у которых работала гувернантка, знают, что только так и бывает. Спроси, кстати, как она к ним в дом попала.
Кристиан в бешенстве отшвырнул трубку, откинулся в кресло и попытался успокоиться. Налил виски и, выпив залпом приличную порцию, снова набрал Ниццу.
— Извини, дорогая, почему-то отключился телефон. Позже перезвоню. Срочно дописываю доклад. Поцелуй Марию!
Двумя днями позже Кристиан вновь появился на улице Дарю. Он был измотан после тяжелейшей многочасовой операции, потом пришлось консультировать поступившего больного, совершать обход отделения со студентами-медиками, подробно рассказывая о каждом пациенте… Потом подписывал какие-то бумаги. Он еле держался на ногах, когда вошел в темный храм, где шла вечерняя служба и лишь голос священника, хор и легкие потрескивания свечей составляли мир звуков, и сразу почувствовал, как все его дела и проблемы отступают, ослабляют свои тиски, и главным становится то, что по праву и должно главенствовать и царить в душе человека. Из-за прилавка свечного ящика приветливо улыбнулась староста храма, а через несколько минут почти насильно усадила его на стул возле иконы Николая Чудотворца.
— Как говорится, «лучше Бог в сердце, чем боль в ногах». После работы, видно. Стоите, а вас шатает…
Кристиан благодарно кивнул и, пытаясь не смотреть на распростертую перед иконой Богородицы Веронику, припал своей измученной душой к божественным звукам всенощной, как нашкодившее дитя к всемогущему прощению матери.
По ночам его трепала бессонница, и, ворочаясь с боку на бок, он изумлялся тому, какое множество мыслей может вмещать бедное человеческое сознание. Казалось, каждую ночь его мозг проматывает в особой изощренной форме всю прожитую жизнь и, не давая никаких оценок, запутывает все в тугой неразрешимый клубок.
Раньше, когда не спалось, Кристиан не позволял себе бессмысленно мять бока, зажигал свет, читал, делал какие-то записи… Теперь у него просто не было сил, и он лежал в постели до утра, припечатанный грузом воспоминаний. Удивительно, но в этом ночном калейдоскопе не было Марии. Она словно наложила мощный запрет на все мысли, связанные с нею, и растворила себя в горьком терпком настое, на котором была замешана бессонница Кристиана.
Сегодня во время операции у него дрожали руки, и он решил завязать с ночными бдениями, прихватив с собой из клиники упаковку снотворного. Завтра вернутся Ксюша с Марией, и их нужно встретить свежим и отдохнувшим…
Батюшка начал каждение храма и, покачивая кадилом, приблизился к лику святителя Николая, под которым сидел Кристиан. Он поспешно поднялся и, склонив голову, жадно вдохнул знакомый с детства запах ладана.
После службы Кристиан дождался Веронику и вопросительно, молча взглянул на ее одухотворенное молитвами лицо. Она замешкалась и с тонкой полуулыбкой переправила беззвучный вопрос Кристиану.
