— Представляете, Алена, ее уже нет. И главное, бармен не видел, чтобы кто-нибудь подходил к столику, — расстроенным голосом сообщил Потапов.
Довольная улыбка растянула рот Алены аж до самых ушей.
— Отлично, Ник! На это-то я и рассчитывала, — и, подмигнув Потапову, прошествовала в апартаменты сестры Моники.
* * *
Кристиан знал, что им с Марией никогда не разойтись в этой жизни, слишком тесной она была для них двоих… Но когда он узнал всю правду, вместе с невыносимой болью рвала на части мысль — что же она наделала для того, чтобы все же разминуться с ним под этим небом! Тот путь, который был уготовлен им двоим, оказался еще тесней, чем они предполагали. И она, посторонившись, оступилась в вечность… уступив ему удел, которого он не посмел теперь не принять…
Когда он, дрожащими руками стискивая журнал с фотографией Марии, осознал случившееся — было ощущение, что он сходит с ума. Непоправимость совершенной им ошибки была непереносима. Лихорадочно пульсирующая мысль искала выхода… и он уже видел себя мчащимся на запредельной скорости к карьеру, который зиял пропастью в нескольких километрах от дома тетушки Эдит… Но еще заманчивей вспыхнул сверкающей сталью образ маленького пистолета — до него было рукой подать… в сейфе на втором этаже… Что-то бессознательно бормоча изображению смеющейся Марии, он сделал стремительный шаг к своему спасению, но на пути возникло перепуганное лицо Алены. Кристиан вздрогнул и услышал, как кричит Ксюша. Тонкий слух врача сразу определил, что это крики от сильных предродовых схваток. Надо действовать! Теперь уже работал мощный профессиональный навык, тот дикий стресс, который переживал Кристиан, был задавлен отцовским инстинктом… Он присутствовал при родах, держал за руку испуганную Ксеню, уговаривал ее потерпеть и дышать правильно, сумел вовремя слегка надавить на живот, чтобы показалась головка ребенка и, лишь ощутив у себя в руках красный орущий комочек, осознал, что у него родилась дочь.
Ксюшу оставили на несколько дней в роддоме. Кристиан и Алена вернулись в дом тетушки Эдит. На следующее утро Алена с трудом растолкала спящего Кристиана. Он открыл мутные глаза, и она поняла, что он мертвецки пьян.
— Ты кто? — спросил он заплетающимся языком.
— Я — Алена, крестница тетушки Эдит. А ты кто? — со злостью сказала Алена, понимая, что привести его в чувство будет практически невозможно, а его ждет Ксюша. Она уже позвонила с утра, сообщила, что чувствует себя прекрасно, просила не будить Кристиана и передать, что они с маленькой Марией ожидают с нетерпением его приезда.
— Кто я? — переспросил Кристиан и, резко отвернувшись лицом к стене, пробурчал: — Я — никто.
Алена купила огромную корзину цветов, якобы от Кристиана, повидалась с Ксюшей, вдохновенно сочинив историю о срочном вызове доктора на очень сложную операцию. Вернулась обратно и застала Кристиана сидящим у камина и с тоской взирающим на тлеющие угли. Выглядел он убийственно — щеки ввалились, глаза, красные, как у кролика, были опрокинуты в себя и горели сухим лихорадочным жаром. От жалости к этому рослому сильному ирландцу, выглядевшему сейчас загнанным раненым зверем, у Алены защекотало в носу. Она несколько минут сидела рядом с ним на пушистой шкуре, а потом низким властным голосом распорядилась:
— Значит, так! Быстро побриться, надеть костюм, белую рубашку, самый праздничный галстук… и ехать в роддом. То, что ты сейчас переживаешь, касается лишь тебя одного. Твои девочки не должны страдать от этого. Так нечестно и несправедливо!
Кристиан посмотрел на Алену больным, затравленным взглядом и встал на ноги…
Кристиан никогда не принимал утверждений, что время способно исцелить глубокие душевные травмы, примирить с потерей близких, вернуть прежний покой и безмятежность… Он рано потерял родителей, и эта зияющая рана все так же кровоточила, изматывала, подкарауливала в самые непредсказуемые моменты, чтобы перехватывать от боли дыхание и заставлять сердце съеживаться и леденеть.
После смерти тетушки Эдит к его скорби по родителям прибавилась еще и эта. Но тогда рядом была жизнерадостная, ликующая, переполненная любовью к нему Ксюша; ее, подчас до оторопи, схожесть с Марией, пусть отдельно от него, но ведь живущей под тем же небом, дышащей одним с ним воздухом и глядящей по ночам на те же самые звезды…
