— Извините, мисс, — сказал он. — Вы не могли бы на минуту пройти со мной?
Девушка замерла, скрестила на груди руки.
— Зачем? — спросила она.
— Думаю, вам известно — зачем, — ровным таким тоном ответил он.
Бросив тележку, она пошла с ним по проходу, лицо у нее было бледное, как у привидения. Лаклан провел ее через складское помещение, что за отделом деликатесов, в комнатушку без окон. В комнатушке имелись: стол, кресло, телефонный аппарат, шкафчик для документов и огнетушитель. Необходимый минимум. Лаклан, войдя, закрыл за собой дверь.
— Хорошо, — сказал он. — Полагаю, мы оба знаем, что у вас в брюках.
Девушка хмуро покопалась в своем одеянии, вытащила датскую пастилу.
— Присядьте, — предложил ей Лаклан, — а я пока позвоню в полицию.
— Прошу вас, не надо, — тоненьким голосом попросила она.
Лаклан смерил ее взглядом, с головы до ног. На лице ее застыло классическое выражение человека, которому приставили к виску пистолет, на стиснутых ладонях поблескивала пленка испарины.
— Если вам хочется, чтобы я обо всем забыл, вы можете кое-что сделать для этого, — произнес он. — Что именно, вы, полагаю, догадываетесь.
В наступившем затем молчании она разделась, стянув через голову свитер, — на животе ее еще сохранялись оставленные острыми краями упаковки красноватые вмятины. Груди девушки, едва прикрытые лифчиком, оказались ничуть не меньше, чем у миссис Уэймот, — странно было видеть такие на теле, столь юном. Лифчик она не сняла, зато от джинсов с трусиками избавилась в одно движение, засунув большие пальцы за резинку. Волосы на ее лобке отливали золотом.
— Лифчик тоже, — сказал Лаклан.
— Ну, пожалуйста, — попросила она.
— Давайте-давайте, — сказал он.
Она расстегнула лифчик, показав, наконец, и груди, округлые и совершенные, похожие на розоватые дыни.
— Повернитесь, — сказал он, — руки на стену.
Он сжал ее ягодицы, раздвинул их, чтобы стала видна щелка. Тугой член Лаклана вошел в эту щелку умело и быстро, — он кончил через две, примерно, секунды.
А девушка уже катила тележку к кассам — лучше брать ее сейчас, иначе уйдет. Политика компании не одобряла захвата воришек у кассы — не следовало ставить клиентов в неловкое положение.
— Извнините, мисс, — сказал он.
— Что такое? — надменно осведомилась она — с той самой хмуростью, какую он себе и навоображал.
— Будьте любезны, пройдите со мной, — сказал он.
Девушка помрачнела, прикусила нижнюю губку. Выглядела она гораздо красивее, чем показалось ему поначалу. Длинные, светлые ресницы — их же издали не разглядишь. И глаза совсем необычного цвета, светившиеся от чувств, прочитать которые он не мог. И тут она вдруг улыбнулась, неловко, и сунула руку под одежду. Украденная датская пастила растянула ткань ее свитера, точно инопланетный младенец, разрывающий чей-то там живот в картине «Чужой».
— Вот, — сказала она, держа помятую упаковку чуть наотлет. — Простите.
Он неловко принял упаковку — фольга на ней была местами холодной, местами влажной, а картонный подносик и вовсе успел нагрелся. От ее тела.
— Послушайте, я ее возвращаю, идет? — сказала она — нервно, откидывая волосы со лба. — Просто забудьте об этом и все. Тем более, она мне все равно не по карману.
Лаклан бросил на датскую пастилу только один взгляд.
— Теперь ее никто не купит, — сообщил он девушке. — Края вон помяты. От нее, считайте, ничего не осталось. И мы потеряем деньги.
Выражение гнева и тревоги пронеслось по лицу девушки:
— Господи, вам-то какая разница, помят этот десерт или не помят?
Лаклан, оставшись непреклонным, бросил упаковку в тележку девушки.
— Это товар, мы им торгуем. Вы за него не заплатили. И это воровство. Я обязан передать вас полиции. Такая у меня работа.
Она смотрела ему прямо в глаза, сначала с вызовом, потом, увидев его твердую, стальную непреклонность, со страхом, понемногу залившим краской ее лицо.
— Прошу вас, — произнесла она и облизала губы, явно поняв, в какое отчаянное положение попала. — Меня уже брали за это два раза. Еще один, и они меня точно упекут. Мне просто очень захотелось сладкого, вот и все. А денег мало, — она неловко повела рукой по воздуху. — Временами приходится туго.