— Ладно, скажу, — после коротких, но мучительных раздумий сказал Андрис.
Как ни присматривалась Ирина к Инге во время их позднего обеда, почти ужина, если говорить о времени, не совсем понимая причину ее весьма «хмурого» настроения, оснований для подозрений в очередных Шуркиных «фокусах» она не находила. И вынуждена была, наконец, спросить напрямик: что у них случилось?
Турецкий, обрадованный, некоторым образом, тем, что, пока они возвращались домой Инга успокоилась и больше не проявляла откровенных притязаний на его «супружескую верность», и сам смог объяснить плохое настроение женщины впечатлениями от очной ставки. Об этом и сказал, добавив, насколько мужественно и почти профессионально грамотно она вела себя в кабинете следователя и наголову, в пух и прах, разбила все доводы и возражения режиссера. Инга за все время рассказа лишь раз подняла голову от тарелки и быстро взглянула на Сашу — ах, как она хорошо умела это делать! — и во взгляде ее Турецкий поймал благодарность. Подумал при этом, как бы не переборщить, а то все начнется сызнова. Но Инга не сделала даже намека на какие-то потуги в этом направлении…
Затронул он и калининградскую тему, объяснив, что местным коллегам будет очень нелегко выйти на тамошних поставщиков. Другая страна, дипломатия, политика… Ирина, естественно, спросила, что он намерен предложить им? Хорошо зная супруга, она могла предположить, что раз уж он взялся помогать, то теперь не отступит от своего, характер не тот. Значит, ожидаются новые осложнения… А ведь так хорошо шло… Нет, она не осуждала Шурку, она просто устала от его активности. Как он однажды заметил, «неавторизованной активности». Термин, пришедший из «госбезопасности» и никогда не поощрявшийся, скорее, наоборот, звучал как обвинение в нарушении определенных норм. Но сколько ни говори, ему — нипочем! Увезти б его в Москву, подальше отсюда, но в глазах мужа Ирина наблюдала решительность, а не усталость или желание спустить дело на тормозах.
— Надо с Костей посоветоваться, — сказал он в конце обеда. И на вопросительный взгляд Инги пояснил: — Мой бывший шеф и друг, зам генерального прокурора. Ира его очень хорошо знает. Да? — он посмотрел на жену.
— Все так. Но если бы ты дал мне трубку и я начала бы разговор, возможно, он сумел бы отговорить тебя от некоторых… ну, может, и не глупостей, но, определенно, дел, связанных с серьезным риском. Господи, как я устала! — вздохнула она и поднялась, чтобы убрать посуду.
— Да какой там риск? — отмахнулся он. — Обычная проверка. Да я сам и не стану этим делом заниматься. Есть же компетентные органы.
— Знаю я тебя! — резковато ответила Ирина и, посмотрев на Ингу, продолжила: — Если б вы знали, как тяжело сидеть одной дома и ждать, когда к тебе придут и расскажут, что он опять полез под пули, не слушая ничьих аргументов! И его не то чтобы убили, но… и так далее, представляете, Инга? Всю жизнь! Фактически ежедневно! Как я устала… Ладно, — она обреченно махнула рукой, — делай что хочешь. Только помни, что у тебя есть дочка, которая тебя любит и постоянно ждет, а ты едешь всегда в другую сторону. — И она вышла из комнаты.
— Не преувеличивай! — крикнул он вдогонку и взглянул на Ингу: — Женщина, о чем говорить?
— Ира права, Саша, — тихо сказала Инга. — Наверное, не стоит.
— Посмотрим, — сказал он и взял телефонную трубку. — Мое почтение, Костя! Сообщая в первых строках письма, что я жив и здоров, а ты?.. Почему до сих пор не удосужился хотя бы просто поинтересоваться, чем дышит твой бывший? Или — с глаз долой, из сердца — вон?
— Не говори глупостей, помирился? — сухо осведомился Меркулов.
— Так точно. Но, кажется, назревает очередной конфликт. Я тут, Костя, совершенно случайно влез в чужие дела, померла знакомая другой знакомой Иркиной тетки, и я нечаянно стал вроде консультанта. У Лазаря Дорфманиса, помнишь его? Ну, тебе еще Пурвиекс звонил, когда мы раскручивали с адвокатом финал дела об убийстве гражданки Латвии, должен помнить.
— Ну и зачем тебе это понадобилось? Шило в заднице? — Меркулов не принимал веселого и беззаботного тона, наверняка догадывался о продолжении. — Опять приключения на свой… ищешь? Снова какая-нибудь женщина?