Вернулся к своей машине. Открыл заднюю дверь, забрал сумку. Рацию тоже забрал. Посмотрел назад... родилась идея. Иракцы — не умели быстро принимать решения и были, как и все арабы — несколько наивны и туповаты.
Пошел назад, преодолевая отвращение, потащил труп к своей машине, стараясь не измазаться, водрузил на переднее сидение. Достал спички, нарвал на обочине сухой, вспыхивающей как порох травы.
С третьего раза — расстрелянная машина загорелась. Пока разберутся, что в машине не он — время пройдет.
Перешел через пути, пошмонал убитых им бандитов. Скрывать они ничего не хотели, пошли на дело с документами — у всех троих членские карточки партии БААС. Значит — федаины, местный, а может, и багдадский парторганизатор сказал им совершить убийство и они пошли. Карточки — он сравнил, выбрал ту, на которой фотография больше похожа на него и сунул в карман — а остальные две выбросил. Автоматы — ему были особо и не нужны, но, подумав, он взял Табук, который выглядел лучше всего, и к нему было три магазина — у них было по одному запасному на брата. Денег по карманам нашлось совсем мало, зато у одного из несостоявшихся убийц нашелся пистолет — китайская копия Макарова. Его он сунул за пояс.
Водитель — принес навар в виде девятимиллиметрового пистолета Макарова болгарского производства, двух запасных магазинов к нему, больше двух тысяч динаров денег и удостоверение сотрудника Мухабаррата, причем багдадского Мухабаррата. Это хорошо — он все забрал, в пистолете дослал патрон в патронник, снял с предохранителя и сунул в карман. Все остальное — сгрузил в машину, которая не пострадала в перестрелке. Машина была Вольво-240 универсал, в кузове — была какая-то аппаратура, наверное глушилка, двигатель работал на холостых. Наверное, взяли первую попавшуюся и погнали.
Он попробовал разобраться... и разобрался. Отключалась она просто — тумблером. Отключив, он взял рацию, настроил на волну Интербата.
— Сулейман, Сулейман, прием...
Он надеялся, что не сменили частоту.
— Сулейман на связи, прием... — отозвалась рация.
Ну, слава Аллаху...
— Дай мне Хусейна, прием... — Николай говорил открытым текстом
— Кто спрашивает, прием...
— Устад спрашивает... давай быстрее, прием...
Абонент понял. Какой-то шум...
— Хусейн на связи, прием...
— Это Устад — Николай не тратил время на игры — помнишь, что мы говорили про справедливость, прием...
— Конечно, помню, Устад, прием...
— Несправедливо — жертвовать жизнью за интересы злобного и жестокого тирана... — сказал Николай — прием.
Молчание
— Я все понял, Устад — сказал Хусейн — когда, прием?
— Ты ничего не понял, брат... — сказал Николай — до вечера начнется бойня. Они знают каждого из вас, прием...
...
— И что делать, прием?
— Предупреди всех, кого знаешь, и уходите. Переходи на нелегальное положение. Предупреди офицеров, которые сочувствуют. И уходите. Как понял, прием.
Молчание
— Ты не этому учил нас, Устад... — сказал Хусейн — прием
— Черт возьми, уходите! Мы сможем сделать то, что должны, но не сейчас! Они знают каждого из нас! Прием.
— Коммунисты не боятся смерти — не твои ли слова, Устад. Прием
Николаю — стало стыдно. Очень
— Я предупрежу всех. Мы с товарищами решим — сказал Хусейн — но ты знаешь наше решение, Устад...
— Я постараюсь прорваться в Багдад... — сказал Николай — Аллах с вами...
— Аллах с угнетенными — поправил Хусейн — это и будет нашим девизом...
— До связи.
— До связи...
Николай подумал — и снова включил глушилку. Развернул машину, по пути подавив своих несостоявшихся убийц. Пусть думают, что пропали в аварию...
На шоссе — он выжал сто тридцать. Больше — эта медлительная Вольво просто не шла.
В небольшой деревушке рядом с дорогой — он увидел некое подобие полицейского участка, свернул.
В пыльном помещении — на диване дремал полицейский. Автомат он держал на себе, каска — лежала рядом, вместо одной ноги — у него был грубый протез.
Понятно, инвалид...
Николай со всех сил ударил по дивану.
— Вставай, сын шакала!
Полицейский — свалился с дивана, заморгал глазами, очумело замотал головой, пытаясь встать. Чтобы он не думал лишнего — Николай рявкнул, даже не показывая удостоверения.
