Он призадумался. Жить на одну стипендию, конечно, будет тяжело, тут всё ясно и очевидно – нельзя далее сидеть на шее матери. Учиться и подрабатывать? Не был готов – по незнанию жизни и малодушию. Подумал: если уж вуз – средство получить профессию, ремесло, то таким вузом может стать и военный.
Школьные товарищи удивились:
— Ты – в военные? Тебе надо бы в науку идти.
Не хотелось идти в инженеры, снова учить физику, химию и прочее, они не страшили его, вполне преодолимы, но очень скучны. Не пугала математика – изящный предмет, и давалась ему легко. Надо выбирать, а мысли расползаются. Апатия, подавленность.
Подтолкнул случай. В школу зашел офицер из военной академии связи, рассказал об очень хороших условиях. Он подал документы на прием.
В академии на доске висел список тех, кому документы возвращены еще до экзаменов, — длинный список еврейских фамилий. Еще раз отметил: если нарушена одна нравственная норма, то как можно быть уверенным в соблюдении прочих?
Директор школы «Ваня», которому он рассказал о еврейском списке, удовлетворенно кивнул:
— Вот видишь – русская академия для русских.
При подаче документов, он, пожалуй, впервые проявил практичность с оттенком цинизма: в анкете отрицательно ответил на вопрос: были ли осуждены родители. Органы безопасности оказались не на высоте: поскольку отец погиб на войне, не стали копать прошлое – сидел, не сидел, пропустили анкету без претензий.
В эту же академию поступил Рем. Они не сговаривались, не обсуждали это. Отец Рема, подполковник, был там преподавателем.
«Академик» поступил в военно-медицинскую академию.
«Артист» – в театральный институт.
«Географ» – на географический факультет университета.
Зиновий написал школьное сочинение в стихах на тему: «Сталин наша слава боевая». Позднее говорил:
— Я думал – сочинение поможет.
Частый гость в семье Веры Пановой, попросил помочь. Она поехала в университет, вышла вся красная. Не получилось. Он поступил в педагогический институт иностранных языков. 9)
«Геолог» Лева – в геологический, там не отказывали евреям.
Другие евреи класса перепробовали по несколько вузов, но все-таки поступили.
Утомленный высшим образованием
Вуз. Учеба началась в лагере – месячная школа молодого бойца. Палатки, строевая подготовка, уставы, кроссы, ночные тревоги и прочее. Терпимо.
Нестерпимо для него стало другое – армия как таковая. Он испугался. Ему показалась: армия – страшный механизм, который перемалывает живые винтики как семечки.
Он не знал о том, что попал в неразбериху. В академию впервые приняли школьников, до этого – только офицеров из частей. Многого начальство не знало, делало сегодня одно, завтра другое.
— Почему они постоянно врут нам, — возмущался он, — вербуют как наемников в Пруссии.
При приеме обещали – будете жить дома, через месяц приказали жить в казарме.
И он сорвался на истерику. Страшная ошибка, ужасался он, изменил своей мечте. Обрек себя на 25 лет военной службы, бесправного рабства. Дальше – детская выходка. Объявил матери:
— Служить не буду, в академию не поеду. 10)
На другой день приехали капитан, командир учебной группы, и Рем Тусеев. Оказалось, что мать ездила в академию и вернулась вместе с ними. Он упрямо отказывался ехать.
— Я все равно отвезу, хотя придется вызывать вооруженный конвой, — говорил капитан.
— Ну что ты, Валька, казармы испугался? — несмело уговаривал Рем.
— Не в казарме дело.
Надумал все-таки поехать, поговорить с полковником, начальником факультета: человек он разумный, понимающий.
В кабинете у полковника говорил сбивчиво: ошибся, соблазнился на материальные выгоды, изменил своей мечте учиться в консерватории.
Полковник подумал, затем неторопливо сказал:
— Вы сделали несколько глупостей. Поздно сказали обо всем этом. По-моему, эти мысли о консерватории несерьезны. Всё это мальчишеские глупости. Но я постараюсь добиться отчисления, если это еще не поздно.
«Действительно, глупости, — подумал Колесов, — дверь захлопнулась. Выйти можно только в солдаты. Вопрос запутан: для него и так сделали исключение, приняли семнадцатилетнего, до совершеннолетия еще полгода. Зря я о консерватории, это уж совсем со страху выдал».
