-- Свободны! -- отпустил я мужиков.
Подтянув портки, задержанные бросились в ближайшие заросли. Дела. Стоит на будущее учесть -- любой приказ следует разжевывать до посинения. Хорошо Микула Селянович с вечера в столицу подался, а граф сподобился потребности за шатром справлять, а то бы вместе со всеми пол ночи травку щипали. Сомневаюсь, что Васька для них льготы предусмотрел.
Лиха беда начало. Вскоре на пригорке показалась взмыленная лошаденка. Бедное животное, спотыкаясь и падая, тянуло возок, доверху груженый мешками.
Если кто-то думает, что человек сходит с ума постепенно, могу заверить -- ошибается. Моя крыша поехала сразу, как только мешки стали оживать, причем не по отдельности, а оптом.
-- Вот и Лизонька пожаловала. Теперь природных катаклизмов не избежать, -- прошептал побледневший дед Кондрат и юркнул в кусты.
Обессиленная лошадь рухнула на траву. Два центнера румяной плоти ступили на землю. Лагерь опустел. Дымятся костры, булькает в котлах каша, а народ исчез, растворился в воздухе. Два идиота -- я да Ленька, с ужасом взираем на гостью.
Дебил, заделавшись натуралистом, нервно теребил дрожащей рукой какой-то лютик. Не спасло. Мощная ладонь обхватила тощую шею.
-- Где он, этот подлец! Куда спрятали? Я покажу, как слабую беззащитную женщину одну дома оставлять!
Ленька и рад был ответить, да не мог. Какие тут разговоры, когда язык до пупка вывалился, прыщи на лице и те посинели. Надо спасать графа, еще минута и не одна реанимация не откачает. Потеря пустяковая, да молод больно пацан, жалко.
-- Э, э, сударыня, полегче, вы ж княжеского племяша жизни лишаете.
-- Кто таков?
-- Да как сказать, -- растерялся я. Не больно-то хотелось переключать внимание Лизаветы с графской персоны на свою. -- Вроде как друг дражайшего супруга вашего...
-- Ага, значит такой же бабник и алкаш! -- Клац, вторая рука завязалась узлом на моей шее. Состояние неописуемое. Нечто среднее -- между хреново и очень хреново. Весим, болтаемся с Лёнькой, ноги до земли не достают. Словно два листочка на осеннем ветру. Погорячился я с Ивашкой, надо было выслушать отходную.
-- Елизавета! А ну брось! -- Раздалось за спиной. -- Отпусти, кому велено!
-- Кондратушка! -- заголосила баба и ослабила хватку. Мы с графом глотнули воздуха. -- Голубь мой ненаглядный, поди сюда, -- блажила женщина.
-- Ну что ты, в самом деле, -- залепетал Кондрат Силыч, с опаской приближаясь к супруге. -- Всего день, как в походе, а я уж измаялся, все думки о тебе, тоска сердце гложет. Средь ночи приснилась, так до утра глаз не сомкнул боле.
-- Ой, голубь мой ненаглядный, сокол ясный! Ы-ы-ы! -- Завыла Лизавета и без чувств опустилась на траву. Крапивин присел рядом, обнял, сколько смог, и принялся нашептывать на ухо ласковые слова. Разбушевавшийся вулкан затих.
-- Ы-ы, -- хлюпала носом Елизавета. -- Предупредил бы, я б в дорожку собрала.
-- Печалить тебя не хотел...
Пронесло -- отлегло у меня на сердце. Надо же, сроду не думал, что ласка одинаково влияет на всех женщин, не зависимо от объема. Поживем еще. Вот только у полководца недодушенного не вовремя графские замашки проснулись. Чего судьбу второй раз пытать, смолчал бы зараза, самому жизнь не дорога, о других думать надо.
-- Покушаться! -- Взвизгнул, отдышавшись, Леопольд. -- Шкуру на барабан натяну! На ремни исполосую!
-- Ты чего Лёнь? -- нахмурилась Лизавета.
Дебил затрясся, как кролик перед удавом, нервно дернулся кадык и он совсем другим тоном произнес:
-- Эт я так, теть Лиз, не обращайте внимания, голову напекло. Я пойду, ладно?
-- Ступай. Коли что не так, не сердись. Старой становлюсь, нервы уже не те. Кондратушка дома не ночевал, так сердце кровью зашлось. Думала опять, кому под юбку залез. А выходить не брехали бабы и, правда, в поход подался, с души как камень свалился.
-- Да как ты можешь! -- вякнул супруг. -- Кроме тебя и в мыслях некого нет.
-- У-у-у, -- залилась слезами счастливая Лизавета.
Страсти улеглись и народ потянулся завтракать. Каша подгорела, жевали молча, давясь перепрелым овсом.
