Но падре Хуан Пабло Альмида ободрил его приветливыми словами:
— Поделись с нами своим опытом, Танкредо, своими выводами. Все это время мы обсуждали благотворительные обеды. Ждали, когда ты освободишься.
Горбун посмотрел на дьякона:
— По-разному бывает, — сказал он, словно через силу. — Бывают дни, когда народу меньше. Я хочу сказать, посещаемость меняется. И в этом году она не такая, как в прошлом. Думаю, вы и сами знаете.
Он хотел отделаться общими словами. Но дьякон не унимался.
— Считайте, что я ничего не знаю, — сказал он. — Меняется в зависимости от дня недели?
— Именно, — Танкредо вынужден был промямлить хоть что-то.
— Особенно в зависимости от дня недели, — голос падре Альмиды, нарочито вежливый, вынудил Танкредо отвечать подробнее.
— Да, — сказал он, — что касается стариков, то мест почти не остается. С беспризорниками не так. Их все меньше. В последний раз было девятнадцать. Они жалуются, что здесь их подкарауливает полиция, и, что ни говори, это правда… На прошлой неделе поймали двоих, возможно, за ними что-то числилось. Им даже не дали доесть.
Падре и дьякон понимающе переглянулись.
— Поэтому они и держатся подальше, — закончил Танкредо.
Он не хотел ничего больше рассказывать и надеялся, что его отпустят. Только бы погрузиться в учебу, побыть одному, отвлечься от постоянного страха. Но не вышло.
— Какого возраста эти бродяжки? — спросил дьякон.
— Разного, — уклончиво ответил горбун.
Но уточнил:
— Где-то от четырех до пятнадцати.
— От четырех! — обомлел дьякон.
Он закинул голову и уставился в потолок, словно собрался молиться. После минуты запредельной отрешенности он вернулся на землю. Его голубые глаза моргали. Голос звучал озабоченно:
— Ну, а слепые?
Танкредо чуть не брякнул:
— Являются, как ангелы!
Но вовремя спохватился. И несколько секунд молчал. Он думал о слепых, самых приятных посетителях, по крайней мере, самых уравновешенных, самых разумных, всегда согласных с ним и друг с другом. В отличие от беспризорников, они не критиковали меню и безропотно, с должным смирением, принимали окончание обеда. Падре Альмида нетерпеливо забарабанил по столу всеми десятью пальцами, Танкредо очнулся:
— Что касается слепых, — сказал он, — их количество постоянное: каждый вторник человек тридцать-сорок.
Слушатели молча ждали продолжения, и ему пришлось добавить:
— Проституток все меньше, в последний понедельник пришли шестеро.
Снова наступило молчание. И тут падре Альмида отклонился от темы обедов.
— Я напомнил Селесте, что ты закончил среднее образование, — сказал он.
— Да, падре.
— Приходская церковь надеется в скором времени оплатить твою учебу на факультете философии и теологии, — продолжал Альмида, ни на кого не глядя.
Он говорил одно и то же все три года, пока продолжались благотворительные обеды. И горбуну уже стало безразлично, попадет он в университет или нет, но его раздражало (и он не мог ничего с этим поделать), что Альмида при малейшей возможности снова, да еще в присутствии Селесте Мачадо, будил в нем надежду учиться философии и теологии.
— Танкредо, — Альмида явно хотел похвастаться, — какую книгу мы сейчас читаем?
Танкредо чувствовал себя, как дрессированный зверь на арене.
— «Исповедь» Августина.
— Вы хотели сказать «святого Августина», — тут же поправил его дьякон. И продолжал, пригубив настойку:
— Мы не должны забывать о святости праведников Церкви. Святости неоспоримой, трансцендентальной, многократно придающей им величия.
— Конечно, — вынужденно согласился Танкредо, — святого Августина.
— Я только хотел отметить, — пояснил падре Альмида, — что Танкредо отнюдь не пренебрегает знаниями, хоть их и нельзя подтвердить университетским дипломом.
Дьякон снова слегка кивнул, на этот раз натянуто и нелюбезно. Слова Хуана Пабло Альмиды смутили Танкредо. Возможно, падре в душе все-таки решил настаивать на его учебе.
— Если желаете, мы могли бы перейти на латынь, — сказал падре.
Дьякон поднял брови и улыбнулся.
— Это совсем необязательно.
Возможно, он не хотел подвергать Танкредо испытанию, но откуда Танкредо мог это знать. Сам он готов был перейти на латынь в любую минуту. Долгие часы учебы за унылым столом в отсутствие других занятий не прошли для него даром.
