— Я завтра же пущу в дело свои рычаги.
— Значит, решено. — Нед протянул руку для рукопожатия.
Министр сглотнул. Его взгляд затуманила тень сомнения. Одно дело — говорить, другое дело — ударить по рукам. После рукопожатия на кону оказывалась честь мужчины.
В наступившей тишине все почувствовали себя неловко. Все, кроме Неда. В такие моменты, когда ему удавалось воспользоваться в своих целях неловкостью, вызванной у джентльменов его сомнительным происхождением, он испытывал какое-то порочное удовольствие.
Остальные трое в нервном напряжении ждали, что сделает министр.
Нед продолжал смотреть ему прямо в глаза. И не убирал руку. Оба стояли не шелохнувшись.
Наконец министр улыбнулся и пожал руку Неда.
— Вы меня убедили, сэр.
— Я рад это слышать.
Было уже больше шести вечера, когда ланч наконец закончился, и четверо мужчин, считавшихся одними из самых влиятельных в стране, покинули дом на Кавендиш-сквер.
Дворецкий и два лакея вернулись в столовую и встали спиной к стене. Они смотрели прямо перед собой, сосредоточившись на какой-то удаленной точке. Неда поражало, что джентльмены могли обсуждать самые секретные детали бизнеса в присутствии слуг, как будто не считали их за людей, которые могли видеть и слышать то, что происходит у них на глазах. Нед так не считал и никогда не допускал подобных ошибок.
Он сидел за столом в одиночестве, держа в руке бокал, до половины наполненный вином. В солнечных лучах, которые, проникая из окон, окрашивали портвейн в темно-красный цвет, на поверхности бокала вспыхнула выгравированная монограмма — «С».
Министр колебался, но в конечном итоге дело было сделано. И теперь Нед испытал чувство мрачного удовлетворения.
Дворецкий откашлялся и подошел к нему сбоку.
— Еще вина, сэр?
— Нет, спасибо, Кларксон. — Нед подумал, что стал бы делать Кларксон, если бы он вдруг попросил портер. Но нет, джентльмены из Мейфэра не пили пива. Ни в дорогих заведениях, ни даже в собственных домах. И Нед должен был держать марку.
Однако портер напомнил ему об Уайтчепеле, о «Красном льве»… и об Эмме де Лайл. Ему вспомнились темные проницательные глаза, то живое тепло и радостная уверенность, которые исходили от нее.
Нед посмотрел из окна на солнце, на проезжающий мимо экипаж и почувствовал, как прохладный воздух свежей волной проник сквозь висевший в столовой сигарный дым.
У него были и другие дела. Но не сегодня.
Нед поставил свой изящный хрустальный бокал на стол и встал.
Рядом с ним снова возник дворецкий.
— Я ухожу, Кларксон.
— Хорошо, сэр. Должен ли я распорядиться насчет экипажа?
— Нет, экипаж мне не понадобится. — Там, куда он собирался, уж точно. — Сегодня приятный вечер. Я прогуляюсь пешком.
Нед переоделся в свою старую кожаную куртку и сапоги.
В душной застывшей атмосфере «Красного льва» жар с кухни смешивался с горячим воздухом летнего дня. Все окна и двери харчевни были открыты, но это почти ничего не меняло.
Воспользовавшись этой жарой, Нэнси заставила прислугу вытащить несколько столов на улицу, чтобы посетители могли сидеть там и наслаждаться пивом в прохладной тени.
— Три кувшина эля! — крикнула Нэнси.
Эмма поспешила на зов. Она чувствовала, как пот стекает каплями у нее по спине и между грудей. Эта смена казалась ей особенно долгой. У нее разболелись ноги, а ступни, казалось, горели огнем. Она подняла поднос и, попытавшись отбросить упавшие на глаза пряди, выбившиеся из прически, торопливо пошла по комнате к выходу как раз в тот момент, когда Нед Стрэтхем входил в харчевню.
Эмма наткнулась на него и едва не уронила поднос. Неду пришлось поддержать ее, не давая кувшинам соскользнуть на пол.
— Нед Стрэтхем, — сказала она, чувствуя, словно внутри вспорхнула стайка скворцов, устремившихся к закатному небу. — Работали два вечера подряд?
Эти голубые-голубые глаза встретились с ней взглядом и задержались на секунду дольше.
— Вы считали?
— Можно подумать, у меня было время считать.
Нед сделал шаг в сторону, давая ей пройти, и она заметила в его глазах довольный блеск.
Эмма не оглядывалась назад. Она вышла на улицу и стала разносить кувшины по столам посетителей. Но все это время она чувствовала, что он там, внутри. Слишком остро чувствовала. Эмма криво усмехнулась сама себе и продолжила убирать со столов, а потом пошла назад к бару.
