— Я не ревную, — сказал он. — Меня просто ужасает мысль, что Летняя Луна или кто-нибудь другой из любовниц твоего отца мог научить тебя доставлять удовольствие мужчинам и получать от них за это деньги. Я не могу представить себе худшего преступления, чем использовать прекрасного ребенка в таких извращенных целях.
— Порнография бледнеет в сравнении с этим, верно?
Чейз схватил ее за руки и поставил прямо перед собой.
— То, что ты, возможно, занималась таким чудовищным делом, это вовсе не смешно, Айвори. Скажи мне всю правду, до конца.
— Пусти меня, — закричала Айвори.
Она была в ярости так же, как и он, и ее взгляд горел негодованием. Как только он ослабил свою хватку, она спрыгнула с кровати. Теперь она жалела, что они у нее в комнате, потому что это значило, что она не может уйти. Она отошла за край кровати, чтобы быть подальше от него.
— Можно научиться любому полезному искусству, даже не имея случая упражняться. Я никогда не делала ничего такого с другими мужчинами, и то, что ты посмел предположить, что мой отец мог продавать меня, — это вне всякого извинения. Убирайся отсюда! Я уезжаю завтра в семь, и мне совершенно наплевать, будешь ты на борту или нет.
У Чейза как-то была одна или две подружки с трудным характером, и тогда ответом его было просто уйти и не вернуться. Но он любил Айвори, так что это был не выход.
— Нет, — сказал он твердо.
Он встал и двинулся к ней, но она подалась назад, и он остановился, не желая преследовать ее по всей комнате.
— Я люблю тебя, — сказал он, — и я не уйду, пока ты не поймешь, что я хотел тебя защитить, если с тобой неправильно обращались в прошлом. Как это может тебя обидеть?
— Меня оскорбляет то, что ты подумал, что мой отец развращает детей!
Чейз продолжал смотреть на нее, в его темных глазах было беспокойство. Красный цвет очень шел ей, а кружевное белье так мало прикрывало ее великолепную фигуру, и то, что оно оставляло взору, было чертовски привлекательным.
— Твой отец — убийца и пират, который думает только о том, как продавать оружие колонистам, и который хочет превратить мирные поселения в зоны военных действий. Не слишком трудно представить себе, что он к тому же и может развращать. Но дело вовсе не в нем, Айвори, а в тебе. Я хочу, чтобы ты всегда была в безопасности и была счастлива. Временами я чувствую в тебе такую грусть, которую не могу ничем объяснить. Если я неправильно понял ее причину, извини меня, но не проси уйти, потому что мое единственное преступление состоит в том, что я тебя люблю.
То, что Чейз сказал о грусти, удержало Айвори, и она не стала снова прогонять его. Она откинула волосы с лица и присела на край постели.
— Я действительно иногда бываю грустной, но разве так не бывает со всеми людьми? Это не значит, что меня подвергали каким-то ужасным унижениям.
Чейз опустился на колени у ее ног и взял ее руки в свои. Возможно, только трагические воспоминания о смерти матери преследовали ее, и он не хотел напоминать ей об этом ни сейчас, ни после.
— Ты самая удивительная женщина, которую я только встречал, — сказал он ей. — То такая самоуверенная, то вдруг застенчивая. Ты восхищаешь меня. Мне кажется, что ты никогда не перестанешь удивлять меня. Пожалуйста, прости меня за то, что я просто не поблагодарил тебя за ту щедрость и страсть, с которой ты даришь мне свою любовь.
Айвори отняла руки и провела ими по его волосам. Он стоял все так же, прижавшись щекой к ее колену.
— Ты действительно не такой, как все мы, — сказала она задумчиво и мягко. — В глубине сердца ты не пират.
— Ты в моем сердце, Айвори, и я буду всем, чем ты захочешь.
— Я хочу, чтобы ты был Чейзом Данканом. Ты можешь с этим справиться.
Чейз посмотрел на нее снизу с усмешкой:
— Я могу справиться гораздо с большим, если ты позволишь мне.
Он присоединился к ней на кровати и, забыв все споры, вернул ей ее дар любви, страстно и преданно. И он знал, что хотя бы в одной важной вещи он не обманул ее: он действительно не был пиратом, и никогда им не будет.
