— Генерал — военный, он не покидает штабов, а вы бываете среди лангоритов и знаете, чем дышит Империя. Это мне и нужно. Кроме того, я знал вашего отца и глубоко его уважаю. Славный был офицер.
— Да, очень, — Терну в задумчивости взглянул на пол. — Мне до него далеко.
— Все еще впереди, — сказал Хинрейв, — вы не можете отказаться, тилур Шеркен. Мы идем по ошибочному пути. Поспорьте со мной и убедите меня, что я не прав.
— Если вам так угодно, император.
— Проблема, тилур Шеркен, такова: в течение многих веков наша великая держава строила политику на семи принципах. Возмездие, справедливость, месть… Красивые идеи, но очень жестокие. Они, словно паразит, питаются нами, заставляя нас вновь и вновь ввязываться в борьбу; многих войн, в которых мы участвовали за последние триста циклов, можно было бы избежать, если бы не принципы.
— Но наша гордость была бы ущемлена.
— Вот именно — гордость! Из-за нее мы всякий раз поддавались на провокации, и тысячи сынов Империи уходили к Звездам. Когда я занял этот трон два цикла назад, меня потрясло количество войн, которые мне оставил мой предшественник. Вы даже не представляете, сколько потребовалось труда, чтобы их разрешить.
— Смерть за флаг — мечта лангоритов, — сказал Терну, — «величие стоит крови». Семь принципов утверждают порядок, и даже вам, благородный khergen, не дозволено их менять. Если в них перестанут верить, Империя умрет.
— Я люблю Империю, тилур Шеркен, — с горечью в голосе произнес Хинрейв, — но есть в ней нечто, что меня безмерно печалит. Это бессердечие. Мы покорили море, небо, саму природу, но боимся сделать последний шаг, чтобы завершить это завоевание: перестать обрекать самих себя на гибель. Прекратить войны. Мы можем победить смерть, и тогда весь мир станет нашим… Но пока что мы с ней на одной стороне.
— Вы говорите, как человек. Наши враги не остановятся, пока не уничтожат нас всех; как бы мы ни ценили жизнь, Империя всегда важнее, чем один лангорит или даже миллион. Враг воспользуется любой слабостью и нанесет удар, когда мы не будем готовы. В этом опасность.
— Знаете, когда я еще не был ни императором, ни фёрхиллуром, меня воспитывали в Доме сирот в Гинвур Ланнори; я помню, чему нас учили. «Ты никто, твоя жизнь ничего не значит. Ты живешь ради чести и Империи». Это внушают каждому, я уверен, и вам тоже, и мы верим в эти максимы, поклоняемся семи принципам, как идолу. Когда Фенхорд отправил меня в Секкин, я видел, с каким блеском в глазах наши солдаты, простые молодые лангориты, надежда и будущее Империи, бросались под пули и кидались на вражеские штыки. Я восхищаюсь их героизмом, их подвиги не должны быть забыты, но страшно и несправедливо, что им пришлось умереть из-за нашей недальновидности. Вы правы, пока война не закончена, сложить оружие не получится… но все еще можно изменить.
— А что вы собираетесь сделать?
— Я откажусь от старой имперской политики, — мечтательно сказал Хинрейв. — Мы заключим мир со всеми соседями, закрепим границу и прекратим экспансию, откажемся от вечной вражды. В конце концов, все войны — ради мира. Первый шаг уже сделан: люди допущены в Кайлур, и это только начало. Переговоры будут продолжаться. Естественно, мы не допустим падения лангорского престижа, но кровопролитие окончательно прекратится, и вот тогда враг больше не будет угрозой, и мы окончательно изживем семь принципов.
— Вера в принципы нужна державе.
— Но она также вредна и опасна. У Империи много проблем, которые мы сможем решить, если прекратим воевать безо всякого повода. Несколько недель назад я был в Синно и Нурвине и своими глазами увидел страшную нищету, в которой живут тысячи людей и, как ни печально, лангоритов. Это и есть наш настоящий враг.
— Khergen, от принципов невозможно отказаться. Это же воля самого императора Синвера! Они слишком глубоко укоренились, с ними ничего нельзя сделать. Слишком большой риск, огромные ставки. Никто не знает, чем это кончится.
— Не попробуем — не узнаем, — улыбнулся император. — Это дело потребует тщательной подготовке. А риск… Перемены тоже стоят крови.
