– Лучше в собственность.
– А где бабки?
– Будем думать.
По дороге домой я размышлял о том, что Чебоксаров иногда выдает необычные решения и делает нестандартные выводы. Часто это очень помогает.
Генерал на этот раз ждал меня на пороге.
– Ну?
– Что ну?
– Как моя просьба? – он даже забыл про свои солдафонские шуточки.
– А, – вспомнил я. – Вот держи, – я протянул Макарычу листок с телефоном Беллы Тейтельбаум. – Я ей так тебя расхваливал, что она, по-моему, уже запала.
– Спасибо, – сказал генерал. – Как ты думаешь, если я прямо сейчас ей позвоню, будет не поздно?
– Лучше завтра, – усмехнулся я.
Дома было темно. Мои дамы спали, а может, делали вид. Я прошел на кухню, открыл холодильник и достал бутылку «Боржоми». Мне нужно было проветриться. Я вышел на лоджию через кухонную дверь, прошел пару метров и заглянул в комнату к дочери. Они с женой разложили диван и спали вместе. В лунном свете их лица были похожи. Меня отлучили от тела. Тем лучше. Пока я не решу вопрос со своей пиписькой, мне это даже на руку. Пусть вредничает.
Стеклопакет лоджии покрылся белыми узорами. Но не везде. Ближе к пожарной лестнице окно было чистым, и я мог видеть парк и «чертово» колесо. Вспомнился сегодняшний закат, когда земля, покрывшись красной пеной, скорбела по умирающему дню. Я восстановил в памяти картинку и бросил ее на сосны, стоявшие передо мной. Их вершины, подобно сотням догорающих костров, пронзили темноту. Самое время для волчьего воя. Я даже представил себе серых хищников, увидел их морды, вскинутые к звездам, и глаза, в которых только боль, тоска и жажда крови.
Небо начинается из-под земли. Разорвав корку, оно избавляется от остатков пуповины и начинает маячить где-то у горизонта, мутное и грязное. Постепенно, отряхнувшись от налипшего перезревшего снега и сажи, оно очищается и, устремившись в атмосферу, появляется над щетиной городских антенн, чистое и розовое, особенно на рассвете, тем более, если нет облаков. Когда не пьешь, открываются перспективы.
Одна из антенн передала на мой телефон сигнал. Пока я рылся в карманах, звонивший положил трубку.
На перекрестке проспекта Ленина и улицы Победы, трубка опять дала о себе знать.
– Это я, – сказал Макарыч. – Ты где?
– Еду на работу. Как это ты меня упустил?
– Принимал ванну. Мы с Беллой идем в ресторан.
– Прямо сейчас?
– Вечером.
– Что-то ты рановато моешься. На часах еще и десяти нет.
– Я глажу брюки, – невпопад ответил генерал. – У нее такой приятный голос. Какая она?
– Вообще-то страшненькая.
– С таким голосом девушка не может быть некрасивой.
– Ты особо не обольщайся. Она не совсем девушка, скорее взрослая тетка, типа меня.
– Для меня ты – ребенок. Что мне одеть?
– Парадную форму.
– Издеваешься?
– Я же тебе говорю, она прется от военных.
Макарыч бросил трубку, но пока я добирался до офиса, звонил еще раза три и приставал со всякими дебильными вопросами, типа: «Что она предпочитает пить? В какой ресторан идти? Что заказывать?»
Когда я подъехал к месту работы, картинка над головой опять сменилась. Тот, кто все решает и смотрит на нас сверху, задернул шторы и начал усиленно крошить пенопласт. Пока я шел от машины к офису, белые круглые холодные шарики набились в карманы и за шиворот. Стало липко и неуютно.
Первым делом я пригласил в кабинет Ларису, она поведала мне обо всех сплетнях, а я покурил с ее помощью.
Под конец процедуры в кабинет вошла Петровна, терпеливо дождалась, пока я открою глаза и с недоумением протянула на подпись отчеты. Конечно, ей было невдомек, какова цель проделываемых нами манипуляций, а я не стал объяснять.
Петровна сказала, что люди из страховой компании уже почти все проверили, им осталось просмотреть еще несколько бумаг и дождаться экспертного заключения. Кто должен выдать это заключение, она не знала, вроде бы какой-то «пожарник». Еще она предложила всем работникам конторы со стажем, выдать за счет фирмы по баночке черной икры на Новый Год. У икры скоро заканчивается срок хранения – и фирме хорошо и трудовому коллективу.
– У нас что, ее залежи?
– Ну, нет.
– Тогда перебьетесь. До тридцать первого вся улетит.
