Честное слово!
— Мирил, да не реви! Всё не так ужасно. Я попробую раздобыть пирожные вовремя…
— Дурак ты, — сказала она сквозь всхлипы. — Ничего не понимаешь.
После этого она замолчала и до конца дня ни с кем не разговаривала.
В-пятых, во вторник, то есть накануне той среды, когда кончался срок, отведённый мне на добычу профитролей, в класс пришёл мистер Гвареччи и спросил у миссис Бейкер, что такое «клеврет». Она поинтересовалась, для чего ему это нужно, а он сказал, что в кабинете у него сидит брат Дуга Свитека и привели его туда за то, что он обозвал мистера Лудему «клевретом».
Миссис Бейкер посмотрела на меня в упор…
Ну а в-шестых… В-шестых, наступило утро среды, и я вошёл в класс с пакетиком, где лежали жалких пять пирожных — больше купить на те деньги, что родители давали мне на неделю, не удалось. Вошёл и понял: мне конец. Но пытался доказать, что, если разделить пять штук на всех, получится почти по четвертинке. Это же лучше, чем ничего!
Мирил замотала головой.
— Ты — труп, — изрёк Данни Запфер.
И я не стал с ним спорить. Помереть даже лучше, чем напялить цыплячьи колготки с белыми перьями сами знаете на чём.
Но вдруг… Помните поговорку: свет в конце туннеля? Чтоб его увидеть, не обязательно умирать. Иногда он просто вспыхивает и развеивает самый чёрный мрак. Внезапно, без всякого повода.
Представьте, приходим мы с большой перемены, а в углу на полке стоит коробка. Длинная такая коробка из булочной Гольдмана. А в ней — двадцать четыре пирожных! Румяных, кругленьких, с ванильным кремом!
— Мистер Вудвуд вас просто разыграл, — сказала миссис Бейкер. — Угощайтесь.
И мы не стали ждать повторного приглашения.
* * *
Когда мои одноклассники разъехались по своим храмам, миссис Бейкер спросила:
— Как вы считаете, мистер Вудвуд: в «Буре» счастливый конец?
Я ответил, что счастливый. Наверно, потому, что моя собственная история с пирожными только что закончилась так благополучно.
— А как же Калибан? Разве он не заслужил счастливого конца?
— Нет. Он чудище. И должен потерпеть поражение. В этом и состоит счастливый конец. Как Годзилла… он же должен быть убит в конце фильма? А Калибана надо…
— Что с ним надо сделать?
— Нельзя же, чтобы он оказался победителем.
— Это верно, победить он не должен. Но мне всегда жаль, что Шекспир не придумал и для него хороший конец. Пусть бы и чудищу тоже досталась капелька счастья. Но для этого нужно, чтобы сам он изменился, чтобы стал лучше, чем думает о нём Просперо. Мы все иногда бываем ужасны. И нашу ужасную сущность Шекспир воплощает в этом образе, в Калибане. Но в каждом человеке есть и другая сущность. Та, что после поражения позволяет душе вырасти, стать лучше. Вот я и думаю, что хорошо бы в конце пьесы увидеть, как меняется Калибан.
Она захлопнула книгу.
— После поражения никто не вырастает, — возразил я. — Поражение — это конец.
Миссис Бейкер улыбнулась.
— Две недели назад прошли первые испытания ракеты-носителя «Сатурн-5». Меньше года назад мы потеряли трёх астронавтов, но уже испытываем новую ракету, чтобы в один прекрасный день пройти по Луне, чтобы расширить пределы нашего мира. — Она вдруг закрыла лицо руками и сквозь пальцы договорила: — Шекспир порадовался бы такому исходу.
А потом она отняла руки от лица и спрятала книгу в нижний ящик стола. Мы молчали, и в классе было тихо, только дождик шелестел за окном.
— Спасибо вам за пирожные, — сказал я.
— Не действует по принужденью милость, — ответила учительница. — Как тёплый дождь она спадает с неба…
Миссис Бейкер смотрела на меня и улыбалась неучительской улыбкой. Опять.
И тут в класс вошла миссис Биджио. То есть не совсем вошла. Она остановилась на пороге, прислонившись к дверному косяку, одна рука — возле губ, другая — на ручке двери. Пальцы дрожат.
Миссис Бейкер вскочила.
— Эдна! Нашли его?
Миссис Биджио кивнула.
— Он жив?..
Миссис Биджио открыла рот, но ответить не смогла. Нет, она не молчала, она издавала какие-то звуки, я не возьмусь их передать или описать. Звуки горя. Если вы их услышите, непременно узнаете.
Миссис Бейкер подбежала к ней, обняла, довела до своего стула, усадила, вернее выпустила из рук, а миссис Биджио осела, точно сдувшийся воздушный шарик.