Дорогой Ларри!
Не беспокойся, у нас все хорошо, если не считать того, что мы злы и напуганы. Москву заполнили танки и прочая военная техника – на дух ее не переношу. Они пытаются закрыть все СМИ, час назад перекрыли эфир CNN, а советское телевидение показывает только оперы и старые фильмы. Слава Богу, они не считают «Релком» за СМИ, а может, просто забыли про нас. Того, что мы сейчас передаем, достаточно, чтобы посадить нас в тюрьму на всю жизнь.
Пока!
Полина
Сначала Полина хотела взять ноутбук и поехать туда, где происходило самое интересное, – к Белому дому. Но потом решила остаться: телефонная связь была ненадежной. Вместо этого она начала переводить на русский новости западных СМИ, которые постоянно получала от Ларри{37}.
Примерно в это же время государственное телевидение обнародовало текст постановления ГКЧП № 3, вводящего ограничения на вещание. Там же были перечислены «подозрительные» радио– и телестанции, среди которых было и демократически настроенное «Эхо Москвы». Их деятельность нужно было приостановить как «не способствующую процессу стабилизации положения в стране». С помощью этого документа КГБ надеялся перекрыть все неподконтрольные каналы связи и вещания.
Несмотря на угрозу, на Овчинниковской не было споров по поводу постановления № 3: программисты решили держать линию открытой.
«Мы считали, что из-за нашего обмена информацией с Западом мы уже в любом случае пострадавшие. Что мы в любом случае огребем, даже если все прямо сейчас выключим. Для того народа, что появится в результате путча, мы явно враги», – вспоминал Бардин. Единственной целью «Релкома» всегда был обмен информацией: «Что бы мы ни делали, мы бы оставались врагами режима».
Для Бардина, Солдатова и их программистов, 20–30-летних молодых специалистов, горбачевские времена стали настоящим прорывом в профессиональной деятельности. Каждый прекрасно понимал, что своими успехами обязан исключительно новой политике. Их безумно злила мысль, что все достигнутое может быть обращено в прах из-за закоснелых в своей твердолобости генералов и престарелых бюрократов, заперших Горбачева в Крыму и пытающихся остановить Ельцина в Москве.
В дни путча люди Ельцина отчаянно хватались за малейшую возможность достучаться до российских граждан.
Министром связи в правительстве Ельцина был Владимир Булгак. Начавший карьеру механиком кафедры радиосистем в Московском электротехническом институте связи, он быстро поднялся до поста начальника всей московской радиосети. В 1980-е его поставили отвечать за финансовый оборот Минсвязи, где он познакомился с изнанкой централизованной плановой экономики. Советские методы управления связью Булгаку решительно не нравились, и в 1990 году он присоединился к команде Ельцина.
Накануне путча он улетел в Ялту в отпуск. Когда по телевизору рассказали о путче, он позвонил Ивану Силаеву, ельцинскому премьер-министру, и спросил, что делать{38}.
«Как ты думаешь, где должен быть министр в такой момент? – ответил Силаев. – В Москве!»
20 августа Булгак был в самолете, летящем в столицу. В аэропорту его ждала машина, которая, в объезд заполоненных танками и солдатами центральных улиц, доставила его в Белый дом. Перед Булгаком поставили задачу включить радиопередатчики, чтобы донести призыв Ельцина до российских граждан. «Ельцин сказал мне включить все средневолновые радиопередатчики в европейской части России», – вспоминал Булгак. Эти передатчики были основным средством вещания на территории Советского Союза. Они были разбросаны по всей стране. Каждый имел зону покрытия в среднем около шестисот километров.
Задача была не из легких, главным образом потому, что ельцинское правительство эти передатчики не контролировало, ими занималось Минсвязи Союза, то есть структура уровнем выше. «Пароли включения передатчиков знали только три человека во всем Министерстве, а без него включить было ничего нельзя. Директор передатчика не будет ничего переключать, если ты пароль не назовешь», – рассказывал Булгак. Оставалось только попытаться воспользоваться личными связями.
Для подстраховки Булгак развернул мобильный резервный передатчик, смонтированный на грузовике, который пригнали из подмосковного Ногинска прямиком во внутренний двор Белого дома. Если все провалится, Ельцин мог рассчитывать на то, что его услышат хотя бы в центре столицы. В ответ военные станции КВ– и УКВ-диапазонов в Теплом Стане получили приказ выявлять и глушить сигнал мобильного передатчика Булгака. Другой военной станции, расположенной в Подольске, было приказано перехватывать всю транслируемую из Белого дома информацию и незамедлительно передавать ее в ГКЧП
