В 1944 году движение сопротивления нацизму приобрело более широкий размах, но в берлинское подполье проник провокатор. Последовали разгром группы и аресты руководителей подполья в других городах. 14 июля 1944 года были арестованы Т. Нойбауэр, М. Позер, Г. Шуман и другие активисты КПГ. Тюрингская партийная организация была обезглавлена и лишена связи с другими организациями, так как все конспиративные способы связи находились в руках арестованных. Однако их стойкость исключила дальнейшие аресты и только еще несколько активистов попали в руки гестаповцев во время частых облав.
Лишенная опытных руководителей партийная организация Тюрингии заметно снизила свою активность в подпольной антифашистской деятельности. И только в феврале 1945 года коммунисты сумели выпустить листовки с обращением к рабочим, крестьянам, интеллигенции, предлагая не оказывать сопротивления наступлению союзных войск, не поддерживать обреченный на гибель нацистский режим, чтобы предохранить города и села Тюрингии от разрушений и опустошения.
— Характерно, — заключил свой рассказ Г. Шнайдер, — что хотя уже было очевидно, что фашизм приближается к краху, все-таки организовать широкое движение против него не удавалось, так как у коммунистов не хватало для этого сил, а массы населения еще продолжали верить геббельсовским заверениям о спасении Германии от разгрома с помощью обещанного Гитлером «секретного оружия».
* * *
…Так в течение нескольких дней мне удалось в общении с несколькими немецкими активистами кое-что узнать о Тюрингии, в которой мне предстояло работать. Но особенно были ценными сведения о том, что даже в условиях жесточайшего нацистского террора многие немецкие коммунисты, убежденные в неизбежном крахе гитлеризма, продолжали нелегальную антифашистскую борьбу, хотя и знали, что в случае провала им неминуемо грозит смерть.
Знакомство с руководителями социал-демократической партии произошло у меня несколько иначе, чем с Э. Буссе и Г. Шнайдером.
Как-то начальник политсектора И. М. Скляренко зашел ко мне с референтом по связи с СДП Тюрингии и показал перевод документа, называвшегося «Бухенвальдским манифестом», и тут же пояснил, что этот документ подготовлен руководителем земельного правления СДП Тюрингии доктором Г. Брилем еще в Бухенвальде, поэтому и называется «Бухенвальдским». Но дело не в названии его, а в содержании.
Я тут же стал читать указанный «манифест», из которого было видно, что его авторы совершенно не понимают обстановки, сложившейся в Германии после ее поражения.
— Что вы предлагаете делать с этим документом? — спросил я Скляренко, догадываясь, что он неспроста явился с ним ко мне.
— Сначала, пожалуйста, сравните его с тем, что написали коммунисты в своем решении, тоже принятом в Бухенвальде 22 апреля.
В поданном мне решении партийного актива коммунистов содержался правильный анализ ситуации, создавшейся в Германии после разгрома фашизма, и подчеркивалось, что положение в стране еще не созрело для непосредственного строительства социализма, но сегодняшняя борьба за подлинную демократию приблизит германский народ к этой социальной формации. Решение заканчивалось лозунгом: «Да здравствует свободная демократическая Германия как первый этап на нашем пути к социальной революции!»
Нельзя было не восхищаться таким верным пониманием коммунистами ситуации и своих задач. Ведь все это писалось и принималось еще в Бухенвальде, в полулегальных условиях, при американской оккупации. Совершенно очевидна была политическая зрелость и дальнозоркость людей, хотя они и были узниками фашизма, томились долгие годы в лагере смерти, отрезанные от жизни вне лагеря, но не сломленные и ясно сознававшие пути борьбы за создание новой Германии.
Сравнивать в деталях это решение коммунистов с «Бухенвальдским манифестом» доктора Бриля не было надобности. Ведь Бриль даже партии, к которой он принадлежал, самовольно дал название «Союз демократических социалистов бывших узников Бухенвальда».
— Давайте побеседуем с этим руководителем социал-демократической партии Тюрингии и выясним, чего он хочет и что намерен делать для возрождения страны, — решил я.
