Сохранившиеся «мобилизационные документы» (реестр «половицы почтов» от 23 мая, окружная грамота от 24 мая с адресатами, дворянские реестры за июнь и июль) позволяют определить примерную численность литовского контингента.
Если учитывать «почты» панов-рады (некоторые отряды знатных вельмож могли насчитывать по несколько сотен воинов), которые не фигурируют в сохранившихся реестрах 1514 г., то ориентировочные вычисления показывают, что в Борисове к 30 августа могло собраться, в самом лучшем случае, половина от планируемого количества — не более 7000–8000 литовского ополчения.
Таким образом, верхний предельный размер объединенной армии в 1514 г. мог быть примерно следующим:
Польский и наёмный контингенты:
— до 6663 наёмников (из них 3000 пехоты)
— до 500 человек в надворной хоругви В. Самполинского
— до 2000 человек польских добровольцев Яна Тарновского
Посполитое рушение:
— до 8000 человек (поветовые хоругви, отряды магнатов и почты панов-рады).
Всего на смотре на борисовских полях могло присутствовать до 16 000 – 17 000 человек.
Самое интересное, что приведённые вычисления подтверждают два источника, не привлекавшие ранее внимание историков. Незадолго до битвы командором Мемеля было написано письмо для великого магистра о положении на русско-литовском фронте. Оно происходит из собрания бумаг Кёнигсбергского (Прусского) тайного архива. В основу своих донесений мемельский командор положил сведения, полученные им от литовского информатора («Я не пишу о том, о чем не смог узнать, а о достоверных сведениях сообщаю»): «И король, как сказывают, привел 12 тысяч чужеземного народа (fremdes Volks), позднее прибыли еще 5 тыс., среди которых было много наций: литовцы, русские, татары (Thatern), жемойты (Samaiten) и другие народы».[305] Обратим внимание на дату письма — 3 сентября 1514 г. Значит, полученные известия относятся к концу августа (новости дошли до адресата за несколько сотен вёрст), ко времени окончания сборов польско-литовского войска. Под «чужеземными народами», очевидно, подразумевались польские добровольцы и наёмное войско. Численность иностранного контингента и «посполитого рушения» несколько отличается от наших расчетов, но указанная общая численность (12 000+5000=17 000) согласуется с полученными результатами.
Наконец, по словам Станислава Сарницкого, Сигизмунд Казимирович собрал в поход «2000 поляков добрых збройных, Литвы 12 000, пехоты 3000», т. е. всего также 17 000 воинов.[306] И количество «добровольцев» (2000), и пехоты (3000), и литовских войск (ополчение и наёмное войско ВКЛ) не противоречит нашим расчетам.
Необходимо также учитывать тот факт, что из этого числа при Сигизмунде Казимировиче в Борисове осталось не более 4000 воинов — паны-рада и их почты. В битве они не участвовали. Об этом мы узнаем из писем Якоба Пизона (от 26 сентября того же года)[307] и сочинения С. Гурского[308]. Следовательно, максимальное количество воинов на Оршанском поле могло быть ограничено 12 000 – 13 000 человек.
Кроме всего вышесказанного, ниже, в описании сражения, будет приведено несколько косвенных доказательств того, что размер объединенной армии не был таким, каким его описывали хронисты XVI в. Приёмы «военной логистики» позволяют подтвердить выдвинутое предположение о небольшом размере литовского контингента в Оршанской битве.
Вполне закономерен вопрос — откуда же взялись цифры нарративных свидетельств в 25 000, 30 000, 33 000, 35 000 воинов? Очевидно, здесь мы сталкиваемся с отголосками пропаганды канцелярии Сигизмунда Казимировича. Следует обратить внимание на условия, при которых создавалась масштабная ягеллонская пропаганда. Рассказывая о разгроме «Москвы», численность которой «всем известна» (80 000), необходимо было продемонстрировать европейцам (в том числе и потенциальным врагам — тевтонскому магистру, например) грандиозность сражения, показать сильную духом армию короля, сплоченную общими интересами и ненавистью к тьмочисленным варварам. Вообще, в публицистике тех лет отсутствует какая-либо целостная картина состояния польско-литовской армии. Даже в своих письмах и посланиях Сигизмунд не придерживался единых цифр. Данные брались совершенно произвольно, и вряд ли у нас имеются основания доверять тем или иным сведениям, вышедшим из-под пера королевской канцелярии с одной целью — произвести грандиозное впечатление.
