– Я хочу пройтись, – сказала она и встала.
Ей было немного стыдно, что она собирается гулять в то время, когда все женщины работают, но Ингвиль ничего не могла с собой поделать – какая-то мягкая, однако уверенная сила влекла ее за порог, к свету и простору, к морскому ветру над можжевеловыми склонами прибрежных гор.
На полпути к морю, на середине склона Сосновой горы, она встретила Асольва. Он казался удрученным и шел медленно, глядя под ноги, будто что-то потерял.
– Куда ты собралась, сестричка? – невесело спросил он, увидев перед собой Ингвиль. – Если к Хёрдис, то я уже ходил.
– И что?
– Она обозвала меня рабским отродьем и предрекла, что я никогда не буду провозглашен законным сыном, – уныло ответил Асольв.
Мало что могло огорчить его сильнее, чем такое предсказание. Асольв любил свою мать, но самолюбие его страдало от того, что он родился от рабыни. Подобное происхождение навсегда оставляет позорное пятно, которое не смыть никакими подвигами. Асольв хорошо ладил с отцом и жил надеждой на то, что на одном из тингов Фрейвид объявит-таки его своим наследником, тем более что у хёвдинга не было законных сыновей. Но Фрейвид все откладывал, и Асольв втайне тревожился. Ехидная Хёрдис, конечно, знала об этом и постаралась ужалить сводного брата в самое больное место.
Асольв был так опечален, что Ингвиль стало его жаль. Она взяла брата за руку и ободряюще улыбнулась ему.
– Не слушай ее! – посоветовала она. – Просто Хёрдис злится на весь свет! Уж ее-то саму отец никогда не признает, об этом и речи быть не может! А ты будешь его наследником. После него ты станешь хозяином в Кремнистом Склоне, женишься на очень знатной и доброй девушке, у тебя будут прекрасные дети, доблестный сын, которого провозгласят хёвдингом вслед за тобой. А твоя дочь станет женой конунга.
– Что? – Асольв вытаращил глаза. – Ингвиль! Что за сагу ты наплела? Моя дочь… женой конунга! Смеешься?
На лице его застыло недоуменное выражение: все сказанное можно было бы счесть жестокой шуткой, если бы он не услышал это от Ингвиль, которая, как он знал, не могла быть к нему жестока.
– Я… – Ингвиль вдруг ахнула и прижала пальцы к губам, как будто хотела поймать вылетевшие слова. У нее снова закружилась голова, весь мир мягко сдвинулся в сторону и хотел встать как-то боком, и Ингвиль крепче ухватилась за плечо брата. – Я не знаю… Просто мне вдруг подумалось, что так будет… Как будто мне кто-то рассказал, притом уже давно, как будто я всегда это знала… Мне кажется, я знаю всю твою жизнь, как предание, и в ней все ясно… А твоя внучка станет королевой двергов…
– Вот так новости… – пробормотал ошарашенный Асольв.
Он помнил, что в сестре пробудились способности к ясновидению, но подобные пророчества скорее тревожили его, чем радовали.
– Знаешь… У нас скоро будут гости, – сказала Ингвиль. Она вдруг забыла, о чем они говорили мгновение назад.
– Кто?
– Не знаю. Просто я кого-то жду. Они уже недалеко. Или… – Ингвиль нахмурилась, стараясь разобраться в своих ощущениях. – Я жду гостей. А кто они, откуда – я не знаю.
– Зато я догадываюсь! – Асольв усмехнулся и приобнял сестру за плечи. – Думается мне, что они приплывут с севера, на кораблях их будут головы рогатых драконов, и они привезут нам в подарок обетную чашу…
– Ты тоже знаешь? – Лицо Ингвиль прояснилось. – Да, это будут фьялли.
– Пора бы! Ведь уже месяц прошел, как от нас ушел «Тюлень». Им пора возвращаться. Ты успеешь к твоей свадьбе дошить мне рубаху? Мать покрасит ее в желтый, а фру Альви обещала дать полосочку шелка, чтобы пришить на ворот.
Ингвиль отвела глаза. Видел бы он, что она сделала с его новой рубахой! Но не только смехотворная судьба рубахи ее смутила. Хродмар не называл ей точного срока, когда ждать его назад, но на дорогу до Аскефьорда и обратно вполне хватит месяца. Может быть, Асольв прав и уже сегодня или завтра она снова увидит Хродмара.
При мысли о нем у Ингвиль появилось странное двойственное ощущение: она так ясно видела Хродмара, слышала его дыхание, как будто он стоял с ней рядом, но в то же время почему-то не верилось, что он есть на свете. Иногда ей казалось, что она просто выдумала его. Каждая девушка, слушавшая древние сказания о Хельги и Сигурде, в мечтах невольно представляет своего будущего мужа таким же героем. Несмотря на такое странное лицо, ее Сигурд был лучшим во всех девяти мирах. Она жалела, что так мало сказала ему на прощание о своей любви. Да и сказала ли хоть что-нибудь?
