– Наш корабль сам зовется «Тюленем»! – со смехом крикнул Моди и указал на штевень. – Не захочет же он погубить своего родича!
– Жертвуйте сами своим камням! – смеясь, выкрикивали фьялли на корабле.
– А мы можем пожертвовать парочку старых башмаков!
– Уж не ты ли служишь этому грозному духу?
– Да уж он будет погрознее вашего беззубого тюленя! – отвечала Хёрдис.
Хродмару быстро надоела эта перебранка, но и прыгать на песок на виду у растрепанной ведьмы не хотелось. Похоже, у нее дурной глаз, и лучше бы им здесь не подходить к берегу. Но позорно бежать от наглой твари он не мог себе позволить. Кто-нибудь из дружины дома проболтается об этом случае, и его засмеют!
– Уходи отсюда, дочь троллей! – крикнул он. – Или я тебя саму брошу в воду у вашего Тюленьего камня! Посмотрим, откажется ли он от такой завидной жертвы!
– Смотри, как бы тебе самому не искупаться! – быстро ответила Хёрдис.
Будто наяву она представила, как светловолосый красавец срывается с борта, кувырком летит в пляшущие волны, скрывается под ними, и только бочонок скачет на воде там, где только что была его голова… Со всей страстью своей жадной и беспутной души Хёрдис хотела этого, даже сжала кулаки от жгучего желания… Ее воображение было живее самой жизни, и дикий порыв души подхватил видение таким мощным потоком силы, что…
Крики изумления и тревоги взмыли над кораблем, заглушив даже шум прибоя. Хродмар встал из воды, мокрый с головы до ног, нарядная рубаха прилипла к телу, вода лила с него ручьями обратно в море. А Хёрдис восторженно взвизгнула, подпрыгнула на месте, захлопала в ладоши, переполненная восхищением и счастьем сбывшейся мечты. Единственное, что она умела лучше всех, – это хотеть, страстно желать чего-то и отдавать этому желанию все силы души. Может быть, потому ей и удавалось даже то, что удаваться не должно.
Но долго радоваться ей не пришлось. Осознав, что произошло, Хродмар одним прыжком оказался на берегу, неуловимо быстрым движением выхватил нож и метнул его в Хёрдис. Стальное лезвие свистнуло мимо ее виска, щеку обдало холодом, а душу – ужасом. Вскрикнув, Хёрдис отшатнулась, а нож вонзился в ствол ели, пригвоздив прядь ее волос.
Фьялли на корабле кричали. Хродмар кинулся вверх по береговому склону. Башмаки скользили по камням, песок под ногами осыпа́лся, мокрая одежда мешала движениям, но яростный порыв и жажду добраться до ведьмы ничто не могло остановить.
Хёрдис рванулась, жмурясь от жгучих слез боли, сжала рукоять ножа и изо всех сил дернула. Нож поддался, Хёрдис вырвала его из ствола, освободила волосы и бросилась бежать. Темный ельник сомкнулся за спиной, колючая стена мелких елок расступалась, пропуская ее, и снова сходилась позади. За ней мчался Серый, иногда оборачиваясь к врагам и с яростным лаем припадая к земле.
Тяжело дыша, Хродмар вскарабкался к тому месту, где стояла ведьма, и в изнеможении уцепился за тот самый ствол. Весь в песке, налипшем на мокрую одежду и волосы, сейчас он сам напоминал скорее тролля, чем одного из первых щеголей и красавцев Аскефьорда, украшение пиров в гриднице Торбранда конунга.
В темном чешуйчатом стволе виднелась щель от его ножа, к желтым каплям смолы пристала тонкая отсеченная прядь темно-русых волос. Еловые лапы еще качались, но на плотном зеленом мху и на рыжей хвое не остается следов. Ведьма исчезла, словно дух, растворилась среди елей, как будто ее и не было, ушла под мох и камни, и только ветер носил в отдалении лай ее пса.
– Догони ее, Хродмар! – кричали гребцы с корабля. – Покажи этой троллихе, как приставать к мужчинам!
Но Хродмар плюнул под ноги и стал спускаться к полосе прибоя. Еще чего не хватало – бегать за такой дрянью! Хродмару и без того было нестерпимо стыдно за эту дурацкую перебранку, за свое падение – никогда еще ему не случалось срываться за борт так некстати! – за промах и эту глупую погоню. Узнает Асвальд Сутулый – проходу не даст своими насмешками.
– Ничего, Хродмар! – Добрый Моди дружески потрепал племянника по мокрому плечу. Он знал, что сын его сестры отличается почти болезненным самолюбием. – Говорят же: ничего нет сильнее, чем злые чары! У девчонки глаза ведьмы! Будем надеяться, что этим мы и отделаемся!
