С собой Горм принес связку прутьев орешника и рябины. Сев на пол перед огнем и разложив прутья на земле, он стал бормотать заклятья, передвигать прутики, переворачивать их и, закрыв глаза, бросать. Домочадцы забились по углам и наблюдали за ним оттуда, едва дыша. Оставаться в одном доме с колдуном было страшновато, но рядом с ним было и спокойнее. Ведь совсем близко, в чулане, где хранилась чесаная шерсть, сидела ведьма!
– Богам угодна наша жертва! – сказал наконец Горм и подозвал к себе Альрика и фру Альви. – Посмотрите.
Осторожно подойдя, они увидели в его руке ореховый прут с вырезанным рунным знаком. Склонившись, Альрик стал рассматривать прут в руке жреца.
– Руна Гебо! – воскликнул он. – Руна дара! Значит, боги велят нам принести жертву и обещают помощь?
– Да, и наша жертва пойдет на пользу! – подтвердил Горм. – До полнолуния осталось всего две ночи – боги ждут нашу жертву и с готовностью примут ее!
– А когда Ингвиль вернется домой? – тихо спросил Асольв.
Ему было очень не по себе: однажды Хёрдис уже приносили в жертву, надеясь разом избавиться от нее и ублаготворить врагов, но вышло только хуже – если до того врагом Торбранда, конунга фьяллей, была только она, то теперь он ополчился на весь Квиттинг. Что же будет теперь?
Асольв оглянулся на свою мать, но Гудрун так яростно чистила котел, будто собиралась протереть в нем дыру. Теперь она уже не говорила, что Хёрдис вернется. И если Хёрдис должна умереть на древнем жертвеннике великанов, то когда боги пошлют ответный дар?
Фру Альви тайком всхлипнула и поднесла к глазам край головного покрывала. А лицо Горма оставалось таким же замкнутым.
– Я не видел Ингвиль дочери Фрейвида под кровлей родного дома, – сказал он наконец. – Норны говорят, что она не вернется домой. Но ей обещана долгая жизнь. Я не знаю, как сложится ее судьба, но тебя, хозяйка, пусть утешает то, что она не умрет.
Большой серый пес с серебряной гривной фьялленландского берсерка на шее мчался через долины Медного Леса. Он бежал давно и порядком выдохся; изредка замедляя бег, он жадно лизал подтаявший снег и устремлялся дальше. Все его тесное сознание было заполнено смертельным страхом. Долго он следовал за отрядом, увозившим знакомой дорогой его единственную хозяйку, долго пытался пробраться к ней в чулан, но замерзшая земля не поддавалась его когтям. Без огнива Хёрдис не могла передавать ему свои мысли и приказания, но не зря Серый столько дней носил гривну ярла и учился думать. Все его существо было полно страха за хозяйку, и давящее чувство безвыходности подсказало-таки выход. Сам Серый ничем не мог помочь ей, своей богине и покровительнице, сильной, доброй, щедрой и прекрасной. Но было на свете одно существо, которое могло это сделать! Шерсть вставала дыбом и зубы сами скалились при одной мысли о нем, дрожь пробегала по спине и таяла в лапах, но иного выхода не было. Только он, брат камней и земли, мог спасти ее. И Серый бежал, забыв о еде и отдыхе, мечтая только об одном – встретить то самое существо, которое все собаки и люди стараются избегать.
Приближалась полночь, когда Хёрдис вывели из чулана.
– Эй, ведьма, выходи! – позвал кто-то из рабов, открывая дверь и держа перед собой горящий факел как оружие и защиту одновременно.
Хёрдис слышала в узком переходе дыхание множества людей и ощущала волны холодного липкого страха, источаемого ими. Они все боялись ее, боялись до дрожи в коленях, и, как всегда, чужой страх наполнял ее силой. Это была уже не та сила, которая помогла ей вызвать Большого Тюленя или одним ударом опрокинуть на землю сильного мужчину. Та прежняя сила ушла с огнивом и только с ним могла вернуться, но все же и сейчас Хёрдис старалась идти, не шатаясь. От долгой неподвижности, от скудной еды, от недостатка воздуха и света она чувствовала себя немногим лучше, чем летом в лодочном сарае. И вот снова ее приносят в жертву, думая этим защитить свои жалкие жизни от гнева богов, и снова некому помочь ей. Кроме нее самой. А это, как оказалось, не так уж мало!
При выходе ей связали руки, но Хёрдис не противилась. Будет гораздо хуже, если решат завязать глаза. Она предпочитала видеть свою последнюю дорогу по земному миру. Но этого делать не стали, и Хёрдис увидела серое небо, облака, освещенные полной луной, темные спины гор вокруг Кремнистого Склона. Все было как всегда – эти горы стояли, когда она родилась, – а сегодня она умрет, и горы сожрут ее, но останутся точно такими же. И не изменятся, даже когда прах ее истлеет и образ растает в непрочной памяти людей. От обиды Хёрдис закусила губу: в ней вдруг с дикой силой вспыхнуло безумное желание переупрямить и пережить даже эти горы. И пусть оно кажется несбыточным, ведь это единственное, что она по-настоящему умеет – хотеть, желать и стремиться к цели всем своим существом. И еще посмотрим, кто кого.
