– Ты так наряден, что тебя можно принять за жениха на свадьбе! – насмешливо воскликнула она, и Альрик, вошедший следом за ней, онемел от такой дерзости. – Только не надейся, что я стану твоей невестой! Ты так стар, что тебе в невесты годится только уродливая троллиха, такая же дряхлая развалина, как ты сам! А я найду себе кого-нибудь помоложе!
Горм несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь собраться с мыслями. Ему тоже было не по себе в круге стоячих камней, и он не сразу нашелся с ответом. Но спорить с ведьмой не было смысла: она уже не принадлежала земному миру.
– Да, ты всегда будешь молодой! – беззлобно и торжественно произнес он. – Этой ночью ты перестанешь стариться! Боги возьмут тебя к себе, и там, в палатах Одина…
– У меня будет на выбор три сотни женихов, из самых доблестных и сильных героев! – хвастливо воскликнула Хёрдис, сузив глаза. – Я очень хочу поскорее попасть к ним, вот только не знаю, сумеешь ли ты отправить меня туда! Что-то мне не верится! Чтобы принести такую важную жертву, надо быть большим мудрецом! Даже Один за эту мудрость отдал свой глаз и однажды был принесен в жертву сам себе! Он девять дней провисел на дереве с копьем в сердце, прежде чем обрел мудрость! А с тобой когда-нибудь было такое? Что ты отдал в обмен на мудрость? Отвечай-ка! Молчишь? – с торжеством заключила Хёрдис. – Тогда скажи: что означают эти руны? – Она широким взмахом обвела площадку. – Ты, должно быть, догадываешься, как опасно колдовать, не зная рун! Может, ты даже слышал, что говорил об этом Властитель, к которому ты хочешь отправить меня?
И ведьма принялась выкрикивать священные строки, которые слышала в благословенной усадьбе Моховая Кочка от вечно пьяного и неизменно веселого Бранда Бурого:
Руны найдешь
и постигнешь знаки,
сильнейшие знаки,
крепчайшие знаки,
Хрофт их окрасил,
а создали боги,
Хёрдис кричала во весь голос, высоко подняв голову и желая, чтобы ее услышали горы, и небо, и ручьи на склонах, и корни в земле, и даже далекая Великанья долина с черным отверстием пещеры. Все это был ее мир, источник ее силы, и Хёрдис пела ему песню, ожидая ответа и зная, что он придет.
– Я вижу усадьбу! – закричал Колль, и Хродмар подался вперед.
Дни и ночи он не ведал покоя, томясь тревогой, нетерпением и ужасом при мысли, что может не успеть. Снег уже подтаял, каменистые тропы обнажились, и даже без лыж можно было продвигаться вперед довольно быстро. Дорогу фьяллям указывали следы дружины Альрика, и Хродмар знал: квитты опережали их совсем не намного. За время пути фьялленландская дружина даже приблизилась к Альрику. Но догнать его по пути к усадьбе не было надежды, и от неутихающей тревоги Хродмар не мог уснуть даже во время коротких ночных остановок. Последний ночлег он отменил вовсе: у него не было сил лежать неподвижно, когда до Ингвиль оставалось каких-то полперехода! Жуткое слово «жертва» жгло его огнем, каждое мгновение было дорого. От страха за нее он не осознавал толком даже того, что идет по Медному Лесу. Должно быть, местные тролли и великаны, по слухам живущие здесь под каждой кочкой, были удивлены дерзостью чужаков и на всякий случай попрятались.
Хродмар торопливо подошел к Коллю. С гребня открывался вид на долину, и в свете полной луны была видна усадьба, стоявшая под откосом рыжей кремневой скалы, – большая, из полутора десятков построек, огороженная высокой земляной стеной. Над крышами поднимались дымовые столбы, ворота были закрыты, большого оживления не наблюдалось.
Обшаривая усадьбу жадным взглядом, Хродмар почувствовал стеснение в груди. Наконец-то он был возле главной своей цели, не дававшей ему покоя уже больше полугода! Это был дом Ингвиль, ее родной дом, где она впервые увидела свет и получила имя, где дисы, приходящие к новорожденным, дали ей судьбу. Она выросла в этой усадьбе, ее взор каждый день скользил по этим горам. Жаркое чувство тоски и нежности стиснуло сердце Хродмара; ему казалось, что, увидев то, что было неотъемлемой частью ее жизни, он сам стал ближе к ней. Неужели она здесь? Неужели он сейчас увидит ее? И навсегда увезет отсюда.
