Ингвиль смотрела в его ожесточившееся лицо, и на память ей пришел тот далекий день Середины Лета. День, когда Виги поссорился с Хродмаром и сам своими злыми словами заставил Ингвиль заговорить с Хродмаром о любви. Со всей ясностью она поняла, что ее надежды, что ссора забудется, были по-детски наивными. Озлобленность Виги шла из самого сердца; такая злоба не проходит и за десятилетия. Врага, вызвавшего ее, разыскивают всю жизнь, а если судьба не позволяет отомстить, долг мести завещают наследникам. И с каждым поколением такая месть приобретает все больший вес, делается священной. «Почему?» – мысленно изумилась Ингвиль. Что такого произошло тогда между ними тремя? Может быть, Хродмар в глазах Виги посягнул на его первое настоящее сокровище – на Ингвиль и ее любовь, а значит, стал его первым настоящим врагом. А первая ненависть, как и первая любовь, врезается в сердце глубже всех.
– Послушай меня! – настойчиво заговорила Ингвиль. – Я всегда верила, что ты будешь достойным человеком и славным конунгом. Но я вовсе не хочу быть твоей женой. И боги против этого. Мне было видение. Судьба готовит нам всем что-то очень страшное, если вы будете настаивать. Так или иначе, но отец дал фьяллям слово…
Она понимала, что рассказ о ее любви к Хродмару только причинит Виги боль и ожесточит его. Но он так молод – не может быть, чтобы его понятия о чести и верности слову были так же послушны велениям выгоды, как и у Фрейвида.
– Время сильно переменило нас обоих! – Виги смотрел на нее сузившимися от гнева глазами, без тени понимания или сочувствия. – Вспомни, что ты сама говорила мне раньше. В тот самый день, когда к нам… к вам в Прибрежный Дом приплыли эти фьялли с своей «гнилой смертью»! Жаль, что Хель не сожрала их всех до одного! Ты тогда говорила, что каждый должен следовать своему долгу и стараться прославить свой род, даже если для этого придется заниматься не очень-то желанным делом! Так ты утешала меня, когда я, дурак, не хотел уезжать от вас! В одном я был прав – мне стоило убить того рябого урода прямо тогда, не дожидаясь, пока он выздоровеет! Что же ты теперь не вспомнишь о долге? Самый глупый раб сообразил бы, что теперь велит тебе долг! Разве ты не хочешь, чтобы твой отец стал родичем конунга? Отец решил сам ехать к слэттам, а вместо себя он оставит правителем или Грима, или Фрейвида. И выбор будет зависеть от того, состоится ли свадьба. Разве ты хочешь, чтобы Грим правил Квиттингом вместо твоего отца? Что же ты не вспомнишь о своем долге?
– Но это совсем другое! – воскликнула Ингвиль, перебивая его горячую речь. – Совсем другое! Я говорила тебе о чести и доблести! А сейчас меня побуждают нарушить слово, которое я дала другому. Если я нарушу слово, разве это сделает мне честь? Хорошенький подвиг! Мой отец будет ославлен как не умеющий держать слово! А фьялли будут мстить! И отцу, и тебе!
– Я только этого и хочу! – в ярости крикнул Виги. Он подался к Ингвиль и хотел схватить ее за плечи, но она отшатнулась, и в глазах ее было такое отчуждение, что он даже в порыве гнева не посмел настаивать. – Я только и хочу того, чтобы встретиться с ним и рассчитаться! Пусть каждый из нас получит то, что заслужил!
– Так сделай это! – крикнула Ингвиль. – Или ты забыл? Вы с ним дали друг другу и богам обет встретиться снова на Середине Зимы. Если бы он был бесчестным, он мог бы увезти меня из дома. Он этого не сделал. Я дала ему слово. И пока он…
– Хорошо! – перебил ее Виги, не дослушав. – Пусть! Я сначала убью его, а потом возьму тебя в жены. У тебя есть жених, как ты полагаешь, – так скоро у тебя его не будет! Тогда ничто тебе не помешает!
– Помешает, – тихо сказала Ингвиль. – Я не люблю тебя.
– Ну и что? – четко и с нарочитым равнодушием произнес Виги. Он взял себя в руки и почти успокоился. – Многие женщины так говорят поначалу. Твоя же бабка наставляла, что люди сначала выбирают себе достойного супруга, а потом уже учатся его любить. Когда сначала любовь, а потом свадьба – это брак по страсти, из которого не выходит ничего хорошего.
Да, бабушка Сигнехильда когда-то говорила именно так, и в те времена Ингвиль находила, что она совершенно права. Но теперь казалось слишком жестоким убить любовь, которая зародилась сама собой, отбросить прочь человека, который кажется самым близким на свете, разбить свое сердце, чтобы из его обломков в течение долгих лет строить дом для нелюбимого. Но даже не это поразило Ингвиль больше всего. Виги смотрел на нее с насмешкой и чувством превосходства; он не желал понять ее, не стремился дать ей счастье, а лишь наслаждался тем, что она в его власти. Когда люди так берутся за дело, любви им не выстроить и за сорок лет, и каждый совместно прожитый день будет лишь углублять пропасть между ними.
