– Я хотела сказать, фьяллей, – поправилась Хёрдис. – И то бывшие родственники. Ведь королева, жена Торбранда Тролля, которая была двоюродной теткой Метателя Ножа, умерла. Так что теперь твой красавец жених не сделает тебя родственницей конунга. А одичать можно скорее с вами. Коровы хотя бы помалкивают!
Ингвиль промолчала: ей неприятно было слышать шутки сестры о ее помолвке с Хродмаром. Тоска по нему не давала ей покоя, и она с трудом притворялась веселой и безмятежной. Ничем другим Хёрдис не могла уязвить ее больнее. А ведь сейчас Колдунья была на удивление благодушна.
– О, гляди! – Асольв увидел на запястье Хёрдис узорное золотое обручье и толкнул Ингвиль в бок.
– А, завидуете! – с торжеством воскликнула Колдунья. Подняв руку, она повертела запястьем перед удивленными лицами брата и сестры. Сияющее узорное золото странно смотрелось рядом с грубым потрепанным рукавом, но эта странность тоже доставляла Хёрдис удовольствие. – И правильно! Тебе ведь жених такого не подарил! И не подарит! Где ему взять! Такое обручье одно на свете!
– Дай посмотреть! – с завистью попросил Асольв.
Хёрдис недолго поколебалась, но все же стянула обручье и подала его Ингвиль. Ей было жаль расстаться с ним даже на миг, но хотелось, чтобы брат и сестра в полной мере оценили ее удачу, почувствовав на себе притягательную и чарующую силу Дракона Судьбы, а потом завидовали ей еще сильнее, со всем знанием дела. Пусть хоть раз в жизни эти обласканные судьбой и родителями дети испытают ту тоску по недоступному, которая больно грызла душу Хёрдис чуть ли не с рождения.
Ингвиль осторожно взяла обручье, оглядела со всех сторон, повернула так, чтобы камушки в глазах дракона попали под солнечный луч. Острый блеск уколол глаза, и Ингвиль зажмурилась. Ей казалось, что обручье жжется, и хотелось скорее бросить его, как горячий уголь.
– Надень! – великодушно позволила Хёрдис. – Оно приходится по руке всякому, кто его наденет! Вы такого и не видали!
Но Ингвиль передала обручье Асольву. Не такой чувствительный брат тут же пристроил его на свою руку, с детским любопытством и восхищением ощущая, как оно мгновенно растянулось на его запястье, более широкое, чем у Хёрдис.
– Так ты и правда обзавелась женихом? – спросил Асольв, рассматривая драгоценность.
В сокровищах он разбирался не лучше болтливой скотницы Ауд, но самый глупый тролль и тот понял бы, что перед ними вещь из чистого золота и самой искусной работы. Может быть, даже нечеловеческой.
Хёрдис загадочно повела бровями, но все же не смогла промолчать. Ее распирала гордость – в кои-то веки у нее появилось то, чем можно гордиться перед всеми, даже перед йомфру Ингвиль. За прошедшие дни она получше рассмотрела подарок и теперь была уверена – подобного сокровища не имеет ни один из конунгов Морского Пути. И хотя она очень слабо представляла себе этих конунгов и их имущество, поколебать ее уверенность это не могло. И Хёрдис была совершенно права.
– Может быть, и обзавелась! – с показной скромностью ответила Хёрдис, всем видом выражая подтверждение. – Сильно же обрадуются все домочадцы, когда узнают, что я выхожу замуж и ухожу от вас! Особенно хозяйка… да и хозяин тоже!
– Да, но не настолько, чтобы давать тебе особое приданое! – раздался за спинами Ингвиль и Асольва голос Фрейвида, и все трое вздрогнули, услышав его.
Увлеченные беседой и разглядыванием обручья, они и не заметили, как хёвдинг сошел с коня и приблизился к ним. Даже Хёрдис невольно соскочила с камня, на котором сидела, но тут же взяла себя в руки и приняла независимый вид.
– Раз у тебя такой богатый жених, то он, должно быть, сумеет заплатить за тебя вено! – продолжал Фрейвид. – Вижу, это обручье и впрямь немалое сокровище!
– Оно по руке всякому, кто его возьмет! – возбужденно доложил Асольв, вертя свою руку с обручьем перед глазами отца. – Правда – и Хёрдис, и мне!
– Может быть, и мне подойдет. – Фрейвид подошел совсем близко и нагнулся, разглядывая обручье. – Дай-ка.
Настороженная Хёрдис сделала неуловимое движение, как будто хотела помешать отцу взять обручье, но все же не посмела. Она могла как угодно бранить Фрейвида за спиной, но если они оказывались лицом к лицу, его холодные голубые глаза завораживали ее, внушали трепет – остаток детской боязни, когда она всегда была в чем-то виновата, не в одном, так в другом.
