Чтение Ездры знаменует начало классического иудаизма, религии, связанной не только с получением и сохранением божественного откровения, но и с его постоянным толкованием[86]. Закон, прочтённый Ездрой, был абсолютно неизвестен людям, которые плакали от страха, слыша его впервые. Излагая текст, толкователь не воспроизводил оригинальную Тору, вручённую Моисею в далёком прошлом, но создавал нечто новое и неожиданное. Библейские писатели работали точно так же, радикальным образом перерабатывая тексты, доставшиеся им в наследство. Богоявление не произошло один раз на все времена; это был постоянно длящийся процесс, который не мог быть завершён: всегда оставались новые, неоткрытые учения.
К тому времени существовали две сложившиеся категории писания: Тора и Пророки (Невиим). Но после вавилонского пленения был создан ещё один свод текстов, который стал известен как Ктувим, «Писания», где порой содержались лишь новые истолкования более древних книг. Так, например, Хроники, историческое повествование, созданное авторами-священниками, по сути, представляло собой комментарий к истории Самуила и Царств, изложенной во Второзаконии. Когда две эти книги были переведены на греческий язык, они получили название Паралипоменон: «пропущенное»[87]. Авторы писали между строк, чтобы восполнить то, что они считали пробелами в более ранних записях. Они разделяли идеалы примирения, исповедуемые автором источника «P», и хотели наладить общение с теми евреями, которые не были угнаны в плен и теперь жили на севере. Поэтому они опустили резкие высказывания, направленные против северного царства.
Значительное число текстов Писаний принадлежало к школе, отличавшейся от традиций и Закона, и Пророков. В древности на Ближнем Востоке мудрецы, занимавшиеся судопроизводством в качестве учителей и советников, как правило, считали, что всё сущее подчиняется некоему грандиозному божественному закону, лежащему в основе всего. Еврейские мудрецы называли этот закон Хокма, «Премудрость». Всё — законы природы, общество, события жизней отдельных людей — подчинялось этому божественному замыслу, который ни один человек никогда не сможет постичь во всей его полноте. Однако мудрецы, посвятившие свои жизни размышлениям о Премудрости, считали, что изредка им удаётся увидеть её проблески. Некоторые выражали свои озарения в виде лаконичных и содержательных сентенций, например: «Царь правосудием утверждает страну, а муж высокомерный разоряет её». «Человек, льстящий другу своему, расстилает сеть ногам его»[88]. Традиция Премудрости изначально имела мало общего с Моисеем и законом, данным на горе Синай, она была связана с царём Соломоном, который имел репутацию человека, наделённого проницательностью и остроумием[89], и три книги из Ктувим приписывались ему: книга Притчей, Экклезиаста и Песни Песней. Книга Притчей была собранием практических афоризмов, подобных двум, приведённым выше. Книга Экклезиаста, состоявшая из размышлений, исполненных глубокого цинизма, рассматривала всё сущее как «суету», что, казалось, шло вразрез со всей традицией Торы; а книга Песни Песней была эротической поэмой, на первой взгляд, не имевшей никакого духовного содержания.
Другие писания в традиции Премудрости были посвящены неразрешимой задаче: как объяснить страдания невинных людей в мире, которым правит справедливый Бог. Книга Иова основывалась на старинной народной сказке. Господь разрешает Сатане, законному обвинителю в божественном собрании, испытать добродетель Иова, обрушив на него ряд абсолютно незаслуженных бедствий. Иов красноречиво сетует на эти кары и отказывается принять объяснения, которыми друзья пытаются его утешить. В конце концов, Яхве отвечает Иову, не ссылаясь на события Исхода, но заставляя его поразмыслить об общем законе, лежащем в основе сотворения мира. Может ли Иов войти в хранилища снега, выводить на небо созвездия или объяснить, почему дикий бык захотел служить человеку? Иов вынужден признать, что он не в силах постигнуть эту божественную Премудрость: «Я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал»
