Хоаглэнд не обращал ни малейшего внимания на истерику Скотта. В последние четырнадцать-пятнадцать часов стало понятно, что Хаджопян прекрасно знал, что в его команде есть шпионы и среагировал на это очень неожиданно: пусть себе шпионят, решил он и даже сделал так, что они раздобыли материал, который использовался в первых двух дебатах, и дебаты проходили именно так, как там было написано.
— Какого… что ты хочешь сказать этим «Хаджопян»? — Скотт повернулся к своему министру.
— Он купил…
— Купил? Что он купил?
— Всё оставшееся свободным время.
— Что? Как? Это невозможно! У них же денег нет!
— Они соврали, что у них нет денег, — бесцветным голосом объяснил министр.
— Неправда! Они не могли соврать. — Скотт, президент, высокопоставленное лицо, орал как наивный мальчишка. — Мы же видели их бумаги! Мы же их видели!
— Они переделаны. «Мы внесли поправки…», «в отчётности были допущены ошибки…», «мы за чем-то не доглядели…» и прочее, и прочее — Хоаглэнд развёл руками, казалось, он говорил: «Вот такие пироги».
— Ну, есть же правила! Так же нечестно! Давайте прищучим их! Заткнём им глотки, предъявим иск…
— Центризбирком, — ответил ему помощник. Одно слово и всем всё было понятно. Центризбирком в Америке — это кроличья дыра Льюиса Кэрролла: попавшие туда бумаги исчезают на годы и иногда с ними происходят преинтереснейшие вещи. Нет, ну иногда, да, кого-нибудь штрафуют, да и то на ничтожные суммы, но никому ещё ни разу ничего не запрещали делать, и уж тем более ещё ни один президент не перестал быть президентом из-за того, что в перевыборной кампании он прибегал к грязным методам.
— Кроме этого, под видом того, что они наняли какого-то безвестного режиссера, чтобы он снял ролик про то, что она и за маму, и за папу, они наняли, — тут министр запнулся, но быстро вспомнил правильное имя, — они наняли Мишеля Вуда, чтобы он снял документальный фильм о медсестрах во Вьетнаме. И он снял, прямо здесь, в Нью-Йорке. У них готова целая серия новых роликов. Миссис Мёрфи там настоящая королева воинов, она и медсестра, и боец. Сильно снято. Очень сильно.
— Откуда ты об этом знаешь? Какого чёрта мы узнали об этом только сейчас?
Кардинал промолчал. Ему самому доложили об этом только что. Он знал, что на этот раз информация была верная, потому что он лично проверил ее, обзвонив телеканалы. И узнали они об этом только потому, что Хаджопян решил, что им надо об этом знать. «Какой позор!» — думал он.
Хаджопян молодец. Он постоянно говорил им, чтó делает. Всему миру, всем. Он использовал сильные стороны Скотта, его деньги, его рейтинг, его уверенность в победе и обратил это всё в невежество, лживость, посредственность. Пусть Скотт выделывается, пусть работает на износ, мы подловим его в момент, когда он будет уверен в себе на 155 %, когда он уже не будет желать ничего, кроме того, чтобы всё быстрее закончилось, когда он очень устанет, вот тогда-то мы и нанесём ответный удар.
Вопрос теперь в том, сколько же на самом деле у Хаджопяна осталось денег. Это его последний фортель или нет?
Интересно и то, насколько хороши шпионы Хаджопяна. И если раньше у Кардинала и существовали какие-то сомнения насчёт того, есть у него в команде шпионы или нет, то теперь у него не осталось ни малейших сомнений: есть. Он огляделся. И кто из этих людей, которые в курсе всего происходящего, помогают противнику?
Интересно, знают ли они про 1.1.3.? И министр отрицательно покачал головой, нет, никто не знает, даже Скотт не знает. Удивительный ребёнок, этот Скотт, другие таскают для него каштаны из огня, а он даже не знает об этом. Присутствующие отнесли жест министра на счёт его бесконечного жеманства.
Скотт влез в дерьмо. А Эдду Хоаглэнду теперь за ним убирать.
Тут раздался голос пилота, который сообщал им, что они подлетают к Таллахасси, и попросил их застегнуть ремни безопасности. Конечно, никто не обратил на это никакого внимания.
Уоллес подвёл итог: «Ну, хоть какое-то время должно было остаться. Купим всё, что осталось, и разобьём наших врагов. Хотя они сильны, очень сильны».
— О да, — подтвердил министр.
