Но это их не остановило, не так ли? Они все равно делали все, что хотели.
На этот раз Я исправил свою ошибку.
Запрыгнув в лифт, Майкл нажал пуск. Мимо проносились магазины, и он вдруг понял, что в атриуме царит какая-то жуткая анархия. Вместо того чтобы продавать итальянскую спортивную одежду, служащие «Бьяджотти» увлеченно обсуждали творчество Данте. Вместо того чтобы покупать французскую обувь, толпа в «Журдане» организовала импровизированную «группу поддержки».
— Все дело в том, — всхлипывал паренек с заплаканными глазами, когда Майкл пробегал мимо, — что я все еще люблю ее.
На что стареющая дама ответила:
— Мы это видим, Уоррен, — видим.
Потрясающее зрелище ожидало Майкла, когда он проскочил через вращающуюся дверь и шагнул на Мэдисон-авеню. Толпа накинулась на демонстрантов — казалось, она ополчилась против самого святого Патрика. Люди бросали в участников парада битые кирпичи, засыпали их осколками бутылок, били свинцовыми трубами. Морозный воздух сотрясали вопли. Красными гвоздиками расцветали кровавые раны.
Со своего поста у входа с Пятьдесят шестой охранник Мануэль озадаченно созерцал дикий погром.
— И что думаете вы обо всех этих беспорядках? — спросил Майкл, подбегая к нему.
Ирландцы отбивались, используя все, что было под рукой, — жезлы, арфы, трубы, церемониальные дубинки.
— Зрители расшифровали подтекст парада, — ответил Мануэль.
Он избавился от своего акцента — или, скорее, сменил пуэрториканский мелодичный говор на неописуемую последовательность носовых звуков и модуляций Средне-Атлантических штатов.
— Подобное веселье как бы говорит: «На некотором нерелятивистском уровне мы, ирландцы, считаем, что являемся носителями высшей культуры».
— Не знал, что вы говорите по-английски, — изумился Майкл.
— На меня повлияли приливы. Мануэль поправил пробковый шлем.
— Я таинственным образом оказался сведущим в шифровании и расшифровке словесных посланий.
В этот момент из окруженной толпой шеренги вырвалась фигура — тамбурмажор в белом саржевом кителе, украшенном зелеными трилистниками, — и, шатаясь, поковыляла ко входу в Башню. Лицо перекошено от боли и залито кровью.
Мануэль кинул на незваного гостя враждебный взгляд, затем легонько тронул Майкла за рукав пальто.
— А теперь прошу меня простить, я на минутку отвлекусь и прострелю башку этому гребаному тамбурмажору. Видите ли, мистер Прит, я в принципе разделяю толкование толпы и воспринимаю как оскорбление скрытый этноцентризм этого мероприятия.
— Простите меня, — лепетал тамбурмажор, — но я невольно услышал ваше последнее замечание. Вы действительно намерены стрелять в меня?
— Я понимаю, почему, с вашей точки зрения, это неоправданная мера, — заметил Мануэль, вытаскивая «смит-и-вессон».
— Спешу заверить вас, что больше не являюсь ярым националистом, — промолвил тамбурмажор, отирая со лба кровь. — Как вы заметили, я начисто избавился от ирландского акцента. Более того, заговорил, как какой-нибудь чопорный выпускник английского колледжа.
— Я полагаю, вопрос в том, действительно ли смягчают национальный фанатизм, которому я собирался противопоставить свой револьвер, наша новообретенная языковая однородность и единство.
— Надеюсь, вы больше ничего не имеете против меня?
— Аu contraire [18], разве вы не понимаете, что теперь я могу ненавидеть само ваше естество, а не только ваши обычаи, национальные костюмы и язык? Я все еще чувствую в себе потребность пальнуть вам в голову из своей пушки, побуждаемый патологическими инстинктами, являющимися, по Дарвину, неизбежным наследием всех плотоядных приматов.
— Коль скоро вы ставите вопрос таким образом…
— Ergo [19]…
Как только вылетевшая из револьвера пуля снесла ирландцу голову, Майкл понесся сломя голову по Пятой авеню.
— Хочу немедленно уехать отсюда! — крикнул он, запрыгивая в затормозившее такси. — Как можно скорее через Гудзон.
Водитель-ямаец пристально посмотрел Майклу в глаза. Потрясающе, но это был тот же таксист, который подвозил Майкла на первую встречу со Всемогущим.
— Судя по отчаянию в вашем голосе, — промолвил ямаец, — предполагаю, что вас привлекает не сам по себе Нью-Джерси, а скорее идея Нью-Джерси, — его мелодичный акцент полностью исчез, — психологическая конструкция, которую вы связываете с возможностью побега от языкового водоворота, в который мы сейчас попали. Я прав?
