«К. И. В.» означает «Компания по импорту вин». По крайней мере, так мне сообщает медная табличка, прибитая к двери дома сто четыре по улице Лафайет.
Рядом находится большой склад, земля вокруг которого потемнела от разлитого вина. Парни в кожаных фартуках перекатывают бочки.
Я вдыхаю мощные винные пары, прежде чем постучать в застекленную дверь кабинета. Сердитый голос приглашает меня войти. Захожу в комнату, похожую на аквариум, но никого в ней не вижу. Осматриваюсь и наконец обнаруживаю нечто черное, согнувшееся у ящика картотеки. Черная штука вдруг распрямляется и оказывается особой лет шестидесяти, похожей на аиста в трауре, явно оставшейся девственницей.
У нее на носу пенсне, как на старинных фотографиях, а на затылке пучок размером с ананас.
– Что вам угодно? – спесиво спрашивает она.
– Справочку.
Ставлю на стол бутылку из-под кьянти:
– Это ваше?
Она сует свой острый нос в бутылку и заявляет:
– Несомненно. А что? Вы хотите предъявить рекламацию?
Я вытаскиваю свое удостоверение и показываю ей. У нее захватывает дух.
– Что случилось? – осведомляется она.
– Представьте себе, я вбил себе в голову найти того, кто выпил эту бутылку...
Оказывается, старуха не страдает размягчением мозга. Не говоря ни слова, она смотрит на номер и, бормоча его, идет свериться с регистром.
Она перелистывает толстенную книжищу, высунув язык, что делает ее похожей на хамелеона.
– Эта бутылка была отправлена во франко-итальянский магазин на бульваре Барсес, – говорит она.
– Спасибо..
Я забираю бутылку.
– Всего хорошего, мадемуазель...
В тот момент, когда я выхожу за дверь, она не выдерживает.
– Господин комиссар... – бормочет она.
– Да?
– Произошло убийство? – спрашивает старая дева, предвкушая захватывающий рассказ.
– Нет, – отвечаю, – изнасилование... Она содрогается.
– Какой ужас! Как это произошло?
Сказываются шестьдесят лет воздержания.
– Садист лишил старую деву невинности при помощи ножа для колки льда, – небрежна говорю я. – Это было жутко..
И отваливаю, сдерживая сильное желание заржать, в то время как старуха захлебывается слюной.
Хозяин магазина – толстый брюнет, разговаривающий с великолепным пьемонтским акцентом.
Я ему показываю бутылку, удостоверение и свои глаза. Все это убеждает его энергично сотрудничать с полицией.
– Ету бютильку, – говорит он, – я знаю. Я продаль ее с мнёго дрюгих в дом стё двенадцать, булевар Рошешуар. Етот клиента пиль много кьянти Каждый неделью я посылаль ему штюк сорок...
Этот итальянчик просто льет бальзам мне надушу. Будь он чисто выбрит, я бы его расцеловал.
– Фамилия клиента?
– Дупон...
Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что он хотел сказать «Дюпон».
Дюпон! Анджелино не очень напрягает воображение, когда выдает себя за француза3.
– Вы знаете этого малого?
– Ньет. Я знаю толькЕ его слюжанка. Ето старая итальянка.
Он описывает ее, и я без труда узнаю милейшую Альду. Сейчас она интересует меня больше всех прочих женщин.
– Все совпадает, – говорю я. – Значит, так, старина, вы меня никогда не видели. Мне кажется, это избавит вас от многих неприятностей
Он становится серо-оранжевым.
– Мадонна! – шепчет он.
Он готов шлепнуться на задницу.
Теперь я могу улыбаться. Анджелино очень умен, но, как и все люди, совершает ошибки. Эта бутылка кьянти доставит ему немало неприятностей. Это мне говорит мой палец, а он в данном вопросе спец, поверьте мне.
Я отправляюсь на бульвар Рошешуар. Дом сто двенадцать рядом с большим кафе. Консьержка сообщает, что месье Дюпон живет на втором.
