— Доброе утро, — сказала я, открыв дверь. Вместе со стариком пришла прохлада, и коридор заполнился ослепительным светом с улицы.
— Доброе утро, Ева. Не разбудил? — спросил старик, пряча за спиной трость, как в прошлый раз.
Я бы попросила Тони не делать этого, но меня отвлекла татуировка на его дряблой руке. От локтя до запястья простирается чёрное ветвистое дерево с одним-единственным яблоком и змеем. Не нужно иметь высшее образование, чтобы понять смысл этого изображения. Помимо татуировки, которая меня жутко смутила, я заметила следы от иголок. Старый наркоман? Маленькие синяки на сгибе руки Тони выглядят почти так же отвратительно, как и татуировка. До сих пор не могу привыкнуть к старшему поколению, у которых остались шрамы в ушах от «туннелей», следы от пирсинга и побледневшие татуировки. В молодости тебе сносит крышу, и ты не думаешь о последствиях.
— Нет. Войдёте в дом? — спросила я. Тони кивнул и принял приглашение.
Для своего возраста он неплохо выглядит и, судя по чистой одежде и отсутствию неприятного запаха, следит за собой. Только хромота и седина выдают его преклонные годы.
— Каждый день мне делают уколы, чтобы бороться с сахарным диабетом, — сказал Тони, заметив, что я всё ещё изучаю его правую руку. Зачем же тогда он надел рубашку с коротким рукавом? Утро сегодня холодное. Вязаная жилетка сверху вряд ли спасает от пронзительного ветра. Тони хотел, чтобы я обратила внимание на синяки. Или на татуировку?
— Надеюсь, Вы не об этом пришли поговорить, потому что я лечу животных, — сказала я, и морщины на лбу старика поползли вверх. Мои слова прозвучали слишком грубо, и я сама пожалела, что произнесла их.
— В смысле? — уточнил Тони, глядя на меня с ног до головы. Я повернулась к нему спиной и повела в гостиную.
— Я ветеринар.
— Твоя бабушка мечтала стать журналисткой, — сказал он, присаживаясь на диван.
— Причём здесь она? — Неужели я делилась с ним своими мечтами?
— Просто вспомнилось… — ответил старик, осматриваясь по сторонам.
Представляю, каким любопытным он был в молодости. Озорной блеск сохранился в его карих, почти чёрных, глазах. Такое ощущение, что за морщинами и опытом прожитых лет скрывается ранимый мальчик, нуждающийся в ласке и понимании. Это не удивительно, ведь Тони никогда не был женат.
— Вы, может, хотите чашечку чая или чего покрепче? — спросила я, чтобы перевести тему. Хоть и «покрепче» у меня нет, я просто предложила ради приличия.
— Спасибо, я только что позавтракал, — ответил старик и продолжил рассматривать меня. — Присядь.
Я не осмелилась сесть рядом с Тони. Мне кажется, он видит меня насквозь. Я села в кресло напротив, положив ногу на ногу, и, чтобы занять руки, обхватила ими коленку.
— О чём Вы хотели поговорить? — спросила я, иначе он никогда не приступит к разговору, а мне не очень бы хотелось весь день провести с ним. Как назло, Касси где-то пропала. Хотела бы я быть на её месте.
— Хотел показать несколько фотографий твоей бабушки, — ответил Тони.
Я прекрасно помню, как она выглядит! Чего он добивается? Неужели думает, что я скрашу последние годы его жизни? От одной только мысли об этом мне становится не по себе.
— Наверняка, я уже видела их, — сказала я, хотя в глубине души мне не терпится поскорей взять фотографии в руки. Тони достал из внутреннего кармана ламинированные снимки и протянул их мне.
На первой фотографии изображена я на фоне родительского дома. Во дворе лежат сугробы, но на мне надет только тёплый свитер, широкие джинсы, домашние тапочки и варежки. Снимок похож на тот, что я нашла в ящике папиной лаборатории, только здесь я на несколько лет младше, волосы заплетены в две косички и торчат в разные стороны. Рядом со мной стоит мальчик чуть ниже меня в похожей одежде и в красном колпаке на голове. Он улыбается во весь рот, а я просто смотрю в объектив. Возле нас с высунутым языком лежит Зевс. При воспоминании о любимом псе у меня защипало глаза. Он умер, когда я училась на третьем курсе университета. Столько слёз было пролито на мой дневник, когда я писала об этом, потому что винила себя в его смерти. В тот момент меня не было рядом, и я не могла облегчить страдания Зевса. Уехав в общежитие, чтобы учиться в университете, я оставила его дома с родителями, а Ричарда забрала с собой. На удивление, попугай прожил на несколько лет дольше Зевса, но Ричарда я тоже не спасла от неминуемой участи. Я могу вылечить больное животное, но подарить вторую жизнь, к сожалению, не в силах.
